Перевод статьи Ж. Шарашидзе «Последний словарь убыхского языка» опубликованной в журнале «Studia Caucasilogica III» в 1997 г. Данный выпуск журнала был основан на конференции, посвещенной убыхскому языку, и проведенной в память о Ж. Дюмезиле и Т. Эсенче в 1994 году в Босфорском университете в Стамбуле (Турция). Статья посвящена истории создания убыхского словаря, над которым Дюмезиль, Шарашидзе и Тевфик Эсенч работали около 30 лет. Статья будет опубликована в трех частях. К посту прикреплены русский и английский варианты перевода. _______________________________ ПОСЛЕДНИЙ СЛОВАРЬ УБЫХСКОГО ЯЗЫКА Жорж Шарашидзе, профессор Национального института восточных языков и цивилизаций, Париж Мы собрались здесь, конечно же, для того, чтобы обсудить наши работы, но также и для того, чтобы отдать дань уважения Жоржу Дюмезилю и Тевфику Эсенчу. На мой взгляд, лучший способ сделать это – вкратце представить работу, которая объединяла нас троих на протяжении более двадцати лет: последний словарь убыхского языка, который будет подписан нашими тремя именами. Я сделаю это в форме краткой истории; она будет содержать факты, которые до сих пор неизвестны и которые имели бы все шансы остаться таковыми, если бы не предоставилась эта возможность... Как и большинство восточных и, прежде всего, кавказских историй, эта также содержит некоторые уроки, если не сказать мораль. Эта история словаря разделена на три отдельных периода в трех главах. Все началось, как ни странно, со словаря Фогта, который послужил основой для нашего словаря. В течение десяти лет, с 1964 по 1974 год, наши исследования в области убыхской лексикологии состояли из непрерывных ревизий его книги 1963 года, выполнявшихся Дюмезилем и мной, под контролем Тевфика. Второй этап, с 1974 по 1984 год, состоял в разработке строго лингвистического материала и в создании нашего собственного словаря, над которым мы с Дюмезилем работали по отдельности, всегда под руководством Тевфика. Последний этап, совершенно неожиданный, произошел в убыхском селе Хаджи Осман Кёй между 1987 и 1992 годами. Это то, что я называю чудом Хаджи Османа Кёя. 1. Вокруг словаря Фогта Словарь убыхского языка Ханса Фогта представляет собой особый случай в истории кавказоведения. Никто не оспаривает его значимость и богатство: это ценный рабочий инструмент, и мы широко использовали его в работе, Дюмезиль и я. Но он не вполне надежен и приобретает всю свою ценность только при условии "завершения и исправления", согласно формулировке Дюмезиля («Le verb Ubykh», Париж, 1975, с.6). Здесь есть парадокс, который необходимо понять и объяснить. Каким образом такой осведомленный лингвист, как Фогт, фонолог и опытный полевой работник, специализирующийся на нескольких кавказских языках, включая грузинский, пришел к созданию словаря, который, безусловно, является основополагающим трудом и полон ресурсов, но которому суждено быть почти полностью переделанным? Это одна из человеческих и научных ловушек, которую встречают на своем пути исследователи-кавказологи, даже больше, чем в других дисциплинах. В данном случае между Фогтом и Дюмезилем произошло настоящее недопонимание. В 1957 году последний привлек своего норвежского коллегу к исследованию убыхского языка с единственной целью: "окончательно" прояснить фонетику и, прежде всего, попытаться сократить количество согласных, "изобилие которых его беспокоило". Но норвежский ученый, отнюдь не придерживаясь ожидаемой фонологической экспертизы, работал над многими другими задачами: он использовал свои встречи с последними убыхами, с одной стороны, для сбора "текстов", фольклорных и биографических, с другой стороны, для составлении словаря языка, основанного на идиолекте Тевфика Эсенча, которого он пригласил в Осло в 1959 году. Несомненно, Дюмезиль воспринял это как своего рода посягательство на участок земли, который он считал своим и на который он пригласил Ханса Фогта только для того, чтобы тот вспахал узко очерченный участок, а не для дальнейших раскопок, которые он приберег для себя. Фогт, конечно же, не видел в этом злого умысла и не подозревал, что его французский наставник каким-то образом почувствует себя обиженным. Но факт в том, что начало работы над словарем и его завершение произошло без малейшего уведомления Дюмезиля: он узнал об этом только после того, как работа была завершена… А жаль, потому что он мог бы помочь своему "норвежскому коллеге" избежать многих ошибок и серьезных неудач, ведь словарь 1963 года полон неточностей и настоящих ошибок. Они вызваны, по большей части, поспешностью. Мне кажется вероятным, что Фогт хотел действовать быстро и преподнести Дюмезилю полностью завершенную работу как своего рода научный сюрприз. Иначе зачем бы он стал держать в тайне от Дюмезиля этот проект, его этапы и производство? Здесь кроется главный источник многих ошибок Фогта: скорость, которая неуместна при создании словаря, длительной работе в целом. Но еще меньше она подходит при работе с убыхским, "грозным языком", как вспоминал Дюмезиль в работе, также "грозной", опубликованной в «Анатолийских документах III» («Documents Anatolians III», Париж, 1965): более шестидесяти страниц, чрезвычайно насыщенных, посвящены "ревизии" словаря Фогта. Последний воспринял критику довольно изящно, отметив лишь с присущей ему флегматичностью, что "никогда до этого его работы не читали настолько внимательно". Чтобы понять, зачем понадобилось создавать новый словарь, я приведу краткий обзор типов ошибок в словаре Фогта. Этот перечень также послужил нам руководством к тому, что не следует делать в словаре, который мы с Дюмезилем начали в 1976 году. Некоторые из ошибок прямо связаны с поспешностью, другие также связаны с ней, но косвенно, из-за методов, к которым она вынуждает прибегать. Слишком поспешные исследования приводят прежде всего к ошибкам материального характера, особенно в языке, имеющем более восьмидесяти фонем: здесь их множество, некоторые легко восстанавливаемые, другие гораздо серьезнее. Это часто путаница между абруптивными и неабруптивными согласными, или между фарингальными и нефарингальными. Таких ошибок, которых было обнаружено несколько сотен, можно было бы легко избежать, уделив больше времени и внимания устному опросу. Такие ошибки имеют гораздо более серьезные последствия, когда они приводят к путанице между двумя различными лексемами. Часто также ошибка обозначения приводит к варваризму, что, кроме того, позволяет этимологическому значению или, проще говоря, смысловой структуре слова, ускользнуть. Но спешка также приводит к ошибкам, касающимся смысловых отношений, либо между означающим и означаемым (signified/signifier), либо между парой означающее/означаемое и референтом. Фактически, в этой области нельзя довольствоваться системой вопрос-ответ: для каждой лексической единицы требуется настоящий распределительный анализ, который Фогт, в своей спешке, очевидно, не имел времени ни практиковать, ни даже рассмотреть или набросать. Это верно для любого языка, но еще больше для убыхского, который имел только одного носителя: надо помнить, что за редким исключением словарь Фогта основан на идиолекте Тевфика – это верно, впрочем, и для нашего словаря. Ошибки, путаницы и недостатки никогда не будут исправлены или восполнены. Но есть и другая причина ошибки, с еще более серьезными последствиями… Лингвисты никогда не должны забывать об одной элементарной необходимости, присущей их профессии: бесполезно и рискованно заниматься составлением “словаря” языка, не установив его грамматики. К 1960 году, однако, никто еще не изучил все морфологические механизмы убыхского языка, многие из которых еще только предстояло описать и даже открыть: лишь пятнадцать лет спустя, в 1975 году, когда Дюмезиль опубликовал работу «Убыхский глагол» («Le verb Ubykh», Париж, 1975), эту задачу можно было считать выполненной. Именно поэтому он не решался браться за составление словаря: он считал это преждевременным начинанием. Пытаясь ускорить события, Фогт сам обрек себя на накопление ошибок с далеко идущими последствиями, поскольку они чаще всего состояли в применении несуществующих или плохо определенных правил: ошибки тем серьезнее, когда они касаются лингвистических процессов, а не элементов. Дюмезиль восстановил истину во многих случаях, во всех своих публикациях после 1964 года, в частности в «Анатолийских документах III» («Documents anatoliens III», Париж, 1965) и в «Убыхском глаголе» («Le verb Ubykh», Париж, 1975). Самая большая опасность такого рода ошибок заключается в том, что они повторяются: применение на практике ошибочного правила неизбежно приводит к неограниченному воспроизведению первоначальной ошибки, своего рода первородного греха. Недостаточное владение убыхской грамматикой также привело Фогта к ошибочным сегментациям и, следовательно, к циркуляции мнимых синтагм. Я отметил многие из них, их можно будет найти в нашем предстоящем словаре. Это приводит, в дополнение к обычному ложному анализу, к созданию несуществующих единиц и неприемлемой структуре внутри реальной языковой системы. Это «прямые» ошибки, вызванные спешкой. Однако они спровоцировали и другие, заставив прибегнуть к методам, безусловно быстрым, но совершенно не подходящим для выполнения поставленной задачи. Вот два основных из них. Особенность обоих заключается в том, что они являются решительно директивными, подчиняя информатора работе, в которой он сам сохраняет мало инициативы. Я уже упоминал о первом: это то, что я называю процессом «вопрос / ответ». Лексические единицы и их сочетания являются предметом простых и прямых вопросов, на которые необходимо ответить либо да, либо нет, либо предоставить соответствующий эквивалент на контактном языке, в данном случае на турецком. Очевидно, насколько этот процесс ограничивает возможности выбора информатора: он парализует механизмы памяти, а не стимулирует их, что тем более прискорбно ввиду малого количество носителей языка. Второй метод похож на первый: он состоит в придании слишком большого значения «записям», лексическим явлениям, отмеченным в уже опубликованных текстах. Естественно, эти записи необходимо составлять, но ни в коем случае нельзя ограничиваться работой непосредственно с ними: они являются всего лишь вспомогательным, но не исходным материалом. Отсюда вытекает большая часть неверных значений в словаре Фогта, особенно когда речь идет об определении семантических эквивалентов лексемы: зафиксированное значение слишком часто то, которое лексема имеет или может иметь в контекстах, навязанных информатору; все другие возможные значения, таким образом, скрываются или отбрасываются. Я ограничусь этими замечаниями, так как труд норвежского ученого интересует нас здесь только той ролью, которую он косвенно сыграл в деле, задуманном Дюмезилем.

Летом 1853 г., после провала дипломатических переговоров России с Турцией, русская армия вступила в дунайские княжества — Молдавию и Валахию. В этой си­туации Англия поспешила воспользоваться своим влиянием на Турцию. Как и сле­довало ожидать, турецкое правительство объявило России войну и открыло военные действия на Балканах и на Кавказе. В конце этого же года русско­-турецкая война перерастала уже в вооруженный конфликт крупнейших европейских держав. В но­ябре 1853 г. адмирал П. С. Нахимов разгромил при Синопе турецкий флот, в ответ англо­-французская эскадра вошла в Черное море, и в марте 1854 г. Англия и Фран­ция объявили России войну. Уже в начале войны Пальмерстон признавался: «Моя заветная цель в войне, на­чинающейся против России, такова: Аландские острова и Финляндию отдать Шве­ции; часть остзейских провинций России у Балтийского моря передать Пруссии; восста­новить самостоятельное королевство Польское как барьер между Германией и Россией, Валахию, Молдавию и устье Дуная отдать Австрии, Крым и Грузию отдать Турции, а Чер­кесию либо сделать независимой, либо передать под суверенитет султана». Проект Пальмерстона по ослаблению и расчленению России отнюдь не отвечал интересам Франции, которой «не хотелось ни слишком усиливать Англию, ни сверх меры ослаблять Россию». Но замыслы Пальмерстона включали в себя привлечение новых союзников в лице Австрии, Швеции, Пруссии, Польши, Сардинии и кавказ­ских горцев, поэтому Наполеон III не возражал против «пальмерстонской фантасти­ческой идеи раздела России». Но как только союзники одержали победу в Крыму, французский император, не желая усиления влияния Англии на Ближнем Востоке, «начал подкапываться под программу Пальмерстона и быстро свел ее к нулю». В послевоенный период в вопросе о владении Кавказом единого мнения у союз­ников не было. Внимание Франции было обращено на малоазиатские владения Ос­манской империи, поэтому особых притязаний к Кавказу она не предъявляла. Наи­большую активность в кавказском вопросе проявляли Англия и Турция. Англия разработала проект создания на Кавказе единого государства под названием «Чер­кесия», включающего всю территорию Северного Кавказа. Государство это предпо­лагалось передать под протекторат либо Турции, либо Англии. Кроме того, проектом предусматривалось отторгнуть от России все Закавказье, раздробить Грузию «напо­добие дунайских княжеств и под протекторатом Англии и Турции организовать от­дельные княжества: Грузию, Мингрелию, Имеретию, Гурию, Армению. Возвратить Ирану и Турции те части, которые были присоединены к России Гюлистанским и Адрианопольским трактатами». В английской печати появились заявления, где го­ворилось о том, что «граница России на Кавказе должна проходить к северу от Терека и Кубани». По вопросу использования освободительного движения кавказских горцев в вой­не против России у участников антироссийской коалиции было единое мнение. На­кануне и во время войны союзное командование прилагало большие усилия для уста­новления связи с руководителями освободительного движения. Особенно большие надежды возлагали союзники на Шамиля и его наиба Мухаммеда Амина. В связи с этим в Англии и Франции была развернута огромная идеологическая работа. Через прессу и литературу политики и дипломаты всячески превозносили борьбу горцев за свою независимость. «Кавказ — это вавилонская башня фанатизма, и для удаления русских из Закавказья необходимо западным цивилизаторам подать руку помощи кавказско­му пророку и, подчинив все Закавказье Турции, поставить над ним валия или султан­ского наместника в лице Шамиля», — сообщала во время Крымской войны англий­ская и французская пресса. Подобного рода заявления печатал уркартовский орган «Portfolio». В этих пу­бликациях Россию называли державой, являющейся источником зла, и что ей нужно нанести удар там, где она уязвима. Таким уязвимым местом союзники считали Чер­номорское побережье Кавказа. В качестве первостепенной задачи они выдвигали разрушение укреплений Черноморской береговой линии и установление непосред­ственной связи с кавказскими горцами. «России, — писал Пальмерстон в сентябре 1853 г., — не следует забывать о сво­их уязвимых местах — Польше, Черкесии, Грузии». Поэтому в вытеснении России с Кавказа и превращении его в британскую сферу влияния усматривали правящие круги Англии одну из целей войны. В период Крымской войны основные силы русской армии были сосредоточены на Северном Кавказе для борьбы с кавказскими горцами, что облегчало союзникам военные действия в Закавказье. Развязывая войну, правящие круги Англии, Фран­ции и Турции надеялись с помощью горцев комбинированным ударом — с фронта и тыла разгромить русские войска: «Царь должен быть отброшен за Терек и Кубань, так окончательно решено в совете союзных держав», — писал начальник штаба ту­рецкого экспедиционного корпуса Фергет­паша французскому агенту в Грузии графу Розмардюку. Намерения союзников, особенно англичан, были известны российскому коман­дованию на Кавказе. М.С. Воронцов высказывал серьезную озабоченность судьбой черноморских укреплений в случае вполне вероятного нападения на них британско­го флота и десантов. Воронцов считал оборону Черноморской береговой линии без­надежным занятием и поэтому предлагал упразднить ее. Предложение наместника было поддержано императором. Руководители освободительного движения горцев «ждали войны между Росси­ей и Турцией... В ту пору (1849—1850 гг.) оттоманскому кабинету известно было, что с Россией без войны не обойдется; рано или поздно она будет. Потом мы получили известие, что все готовятся к войне — и ей быть неминуемо», — рассказывал Мухам­мед Амин. Имам Шамиль был хорошо осведомлен о русско-­турецких противоречиях и о во­енных приготовлениях союзников. На Северо-­Восточном Кавказе складывалась но­вая военно­политическая обстановка. Осенью 1853 г. Шамиль получил от турецкого султана Абдул-­Меджида личное послание, в котором имам приглашался для оказания военной помощи Турции. Письмо еще раз подтвердило для Шамиля, что Россия — держава, способная причинить османам особые «тяготы». Для российского командования положение на Северо­-Восточном Кавказе в 1853— 1854 гг. было достаточно сложным. Серьезное беспокойство вызывало расположение войск на Левом фланге Кавказской линии. По мнению одного из генералов россий­ской армии, Шамиль, обладая значительными силами, мог перекрыть сообщения на Кавказской линии. Начиная войну, турецкое командование рассчитывало на легкую победу в Азии. Четыре корпуса Анатолийской армии, сосредоточенные в Батуме, Ардагане, Карсе и Баязете, должны были смять пограничные отряды русских и наступать на Тифлис — главный административный центр Кавказа, куда с севера ожидалось наступление отрядов Шамиля. Турецкий же флот должен высадить на Кавказском побережье крупный десант, чтобы соединиться с отрядами Мухаммеда Амина и перерезать ком­муникации оборонявшихся, после чего разгром кордонов, растянутых на сотни кило­метров вокруг Кавказского хребта, был неминуем. В июле 1853 г. Мухаммед Амин во главе большого адыгского отряда предпринял попытку овладеть Карачаем. Здесь наиб Шамиля хотел подготовить базу для даль­нейшего продвижения через Кабарду и Осетию, а затем соединиться с Шамилем. Од­нако российское военное командование приняло срочные меры, чтобы остановить движение Мухаммеда Амина. Наиб вынужден был изменить направление в сторо­ну станицы Вознесенской и Белореченского укрепления. Одновременно другой от­ряд адыгов, состоявший из 8 тыс. человек напал на Гастагаевское и Тенгинское укрепления, но потерпел поражение. Неудачно закончилась и попытка Шамиля прорваться через Лезгинскую линию в Закавказье на соединение с турецкими войсками и поднять всех закавказских мусульман против России. Активные действия Шамиля и Мухаммеда Амина встревожили военное коман­дование на Кавказе. Князь М.С. Воронцов докладывал в Петербург об отсутствии сил и средств для обороны Закавказья от турецких войск и отрядов горцев. «Пехотная ди­визия здесь (в Закавказье) необходима, даже если и никакой опасности не будет, — писал он в донесении военному министру. Без этой помощи мы будем весной в самом опасном положении со стороны Лезгинской линии, на которую Шамиль непремен­но обратит всю силу Дагестана, чтобы тем содействовать туркам на этом пункте, где он может действовать с успехом и где малейший успех его может иметь для нас самые вредные, даже пагубные последствия». Военное командование было также обеспокоено положением русских войск на Черноморском побережье Кавказа. Многочисленные гарнизоны, разбросанные по слабым фортам и укреплениям побережья, из-­за отсутствия сухопутного сообще­ния были изолированы от друга и в случае блокады с моря оказывались совершенно лишенными любой помощи. Накануне войны из Севастополя в Сухум морским путем была доставлена в пол­ном походном снаряжении 16­тысячная 13­я походная дивизия с месячным запасом продовольствия, двумя батареями и 827 лошадьми. Прибытие свежих сил позво­лило военному командованию сформировать 30­тысячный действующий корпус, отряды которого значительно усилили мощь гарнизонов пограничных крепостей. Одновременно русский Черноморский флот начал активное крейсерство на морских коммуникациях противника и вдоль Кавказского побережья. В Закавказье военная кампания 1853 г. закончилась крушением стратегических планов турецкого командования. Две блистательные победы русских под Ахалцихом (26 ноября) и у селения Баш­Кадыкляр (1 декабря) окончательно разрушили планы ту­рок захватить Кавказ одним ударом. Была устранена и угроза высадки турецких войск на Кавказском побережье: 30 ноября русская эскадра под командованием П. С. Нахимова уничтожила в Синопской бухте турецкую эскадру, состоящую из 14 кораблей с десантным войском и направляющуюся «для нападения на Сухум и соединения с горцами». После Синопского сражения и поражения турецкой армии в Закавказье междуна­родная обстановка еще более усложнилась. Угроза войны России с Англией и Фран­цией и вероятность вступления в войну Ирана на стороне союзников заставили рос­сийское правительство обратить пристальное внимание на Кавказский театр военных действий как на источник потенциальной опасности вторжения союзных войск на юг России. Перед российским командованием встала стратегическая задача — необходимо было сохранить важнейшие пути, соединяющие Россию с Закавказьем: Каспийское побережье, Военно­-Грузинскую дорогу, акваторию и побережье Черного моря. Тяже­лое положение сложилось на Кавказском побережье после вторжения в Черное море флота союзников. Господство на море позволяло англичанам и французам контроли­ровать ситуацию на побережье. Российский черноморский флот уступал и в количе­ственном и в качественном отношении союзному флоту. Поэтому корабли вынужде­ны были укрыться во внутреннем рейде Севастопольской бухты. К началу лета 1854 г. по приказу Николая I почти все береговые укрепления были срыты, а их гарнизоны эвакуированы незадолго до появления английского флота. Российское командование сочло возможным оставить действующими несколько важ­нейших форпостов: Суджук­кале, Геленджик, Анапу. Отсюда войска могли быть вы­ведены сухим путем в любое время. Панеш А.Д Адыгейский республиканский институт гуманитарных исследований имени Т.М. Керашева

На месте ознакомился с частичным обрушением потолочной отделки в одном из учебных классов. Самое главное – никто из детей и педагогов не получил травм. Под осыпавшуюся штукатурку попали трое учеников, медицинский осмотр потребовался одному из них. Он абсолютно здоров, родители отнеслись с пониманием к случившемуся, - сообщил глава Тахтамукайского района Аскер Савв в своих соцсетях. Он также добавил, что соответствующая комиссия изучает причины произошедшего. Все ученики переведены в другие учебные классы.

При описании жизнедеятельности людей, обладающих ярко выраженной исторической репутацией, исследовательская оптика, как правило, центрирована на выявлении драматических жизненных изгибов, непоследовательности поступков, неоднозначности психологического портрета или разнохарактерности социальной роли в зависимости от места, времени и обстоятельств действия объекта внимания. Иными словами, всякого рода нетипические проявления и нестандартные черты, выламывающиеся из нормативной модели и так или иначе накладывающиеся на действующую в конкретных исторических обстоятельствах личность подсказывают линии развертывания интерпретации. В этом отношении попытка жизнеописания князя Хатокшоко Магомет Аша с самого начала упирается в непредвиденное препятствие – устоявшийся образ chevalier sans peur et reproche* (Рыцарь без страха и упрека). Показательно при этом, что черкесская иконография и российский нарратив ком-плементарны друг другу и вместе образуют и поддерживают конвенциональный образ эталонного рыцаря. В рамках настоящего текста предполагается обращение к первым шагам этого персонажа на стезе рыцарских свершений. Несмотря на то, что Магомет Аша является отпрыском, пожалуй, наиболее известного кабардинского княжеского дома Хатокшоко довольно сложно однозначно ответить к какой ветви этой династии он принадлежит. Источники начала XIX в. несколько раз фиксируют имя Хатокшоко Магомета («Магомет Атажукин»). Самое раннее из них наводит на мысль, что речь идет о сыне лидера черкесского Сопротивления первого десятилетия девятнадцатого столетия Хатокшоко Адилгирее. В списках князей и уорков Кабарды составленных Шардан Якубом в 1825 г. упоминается живший на р. Шалушка и «бежавший за Кубань» человек с таким именем. В подобном списке, составленном спустя четыре года, в августе 1829 г. опять фигурирует Хатокшоко Магомет. Единственная новая деталь которая обнаруживается в нем касается его возраста. Согласно документу к этому времени ему было 19 лет. Принимая во внимание свидетельство Ф.Ф. Торнау встречавшегося с Магомет Аша в начале 1837 г. тот был «одних лет с ним». Самому российскому офицеру тогда было 26 лет. Данное обстоятельство позволяет с наибольшей вероятностью отождествить с ним знаменитого черкесского воителя. Однако следует учесть, что в этот список попали, как можно полагать, князя не вовлеченные к этому времени в хаджретское движение. (Вместе с тем, принимая во внимание то обстоятельство, что в свои списки Шардан Якуб иногда ошибочно вносил персонажей, которых в оккупированной части Кабарды уже не было можно допустить возможность огреха и в данном случае.) По крайней мере источники говорят о вовлеченности Магомет Аша в хаджретское движение с середины 20-х гг. XIX в. Отталкиваясь от вышеприведенного наблюдения русского разведчика можно говорить о том, что в это время молодому князю вряд ли было больше 16–17 лет. Разумеется, учитывая сведения Ф.Ф. Торнау, следует помнить, что они были записаны спустя десятилетия и в связи с этим могло быть допущено определенное искажение возраста князя. С другой стороны, нельзя исключить и возможности несовпадения реального биологического возраста Магомет Аша и его «воспринимаемого» облика. В любом случае на вопрос о возможности его участия в рискованных предприятиях на острие боестолкновений в ходе конкретных операций отвечает достаточно обширная фактография черкесской военной культуры Средневековья и Нового времени. Для пущей ясности вспомним только одного героя великого Каламбия: «Четырнадцати лет Джераслан участвовал в набегах, видел не раз человеческую кровь и с юношеским пылом порывался всюду, где можно было подраться. (Как может не показаться удивительным, но так получилось, что этот литературный герой, согласно фабуле каламбиевского текста оказался вместе с Магомет Аша в одном реальном сражении, которое мы затронем в другой работе.) Согласно как фольклорным, так и нарративным данным, Хатокшоко Магомет Аша приходился племянником (по-видимому, как и Ажджериюко Кушук) князю Карамурзе Али. И, якобы, именно при разгроме аула последнего в апреле 1825 г. он получил ранение руки из-за которо-го впоследствии получил прозвище Iэшэ/Аша (сухорукий, косорукий, беспалый, безрукий). Письменные источники не упоминают об этом. Однако, они подробно сообщают об обстоятельствах его яркого дебюта на поприще рыцарских свершений. И связаны они были непосредственно со столь трагичным и прочно закрепившемся в черкесском историческом сознании событием. Как неоднократно отмечалось в исследованиях, бесленеевский уорк Дохшоко Крымгирей незадолго до подхода русских войск предупредил князя Карамурзу Али о надвигающейся беде. Небеспристрастные к данному сюжету жители бесленеевского аула Уляп спустя много лет описывали миссию своего тлекотлеша при-мерно в следующих словах. «Еще накануне вечером, когда совершенно стемнело, в аул Карамурзина (Къэрэмырзей. – Т.А.) прискакал незнакомый всадник, весь закутанный башлыком и буркою. Он тихо постучал в оконце княжеской сакли, и, вызвав самого Карамурзина, отвел его в сторону. ”Я служу русским, – сказал он, – но судьба детей и женщин твоего аула внушили мне жалость. Спасайте семьи. Сегодня или завтра нагрянут на вас русские – их ведет Вельяминов”. Заметив на лице князя раздумье, он прибавил: – “Поступай как знаешь. Я предупредил тебя и теперь еду к русским”. – “Скажи, как твое имя ? спросил Карамурзин”. – “Я бесленеевский уздень Крым-Гирей Довшоков (Дохшоко Крымгирей. – Т.А.), отвечал незнакомец, и, ударив коня плетью, скрылся из виду“. Карамурзин тотчас собрал на совет стариков, но его никто не послушал. ”Сколько раз – говорили они, – нас поднимали ночью, заставляли бежать и всегда напрасно; ни Вельяминов, ни Коцарев никогда не доходили до нас. Мы живем позади бесленеевцев, которые не пропустят русских, да и русские не пройдут мимо, чтобы их не ограбить; следовательно, уйти всегда будет время». Карамурзин уступил этим доводам. “Хорошо, – сказал он, – я останусь с вами. Но если меня се-годня убьют, то передайте всем, что Крым-Гирей Давшоков предупреждал вас“». Последующее В.А. Потто описывает следующим образом. «Тревога, поднятая в ауле, мало по малу утихла, огни в саклях погасли и жители заснули безмятежным сном. Довшоков между тем возвратился назад и застал отряд еще на месте. Он сообщил Вельяминову, что ездил в аул Карамурзина, но никого не застал: кабардинцы уже удалились в горы”.’’Известие это, – говорит Вельяминов, – показалось мне странным; я усомнился в нем, потому что войска шли по ночам и весьма скрытно; хотя и за всем тем движение их могло быть как-нибудь замечено или открыто посредством армян, торгующих на меновых дворах, но намерение мое напасть на аул Али-Карамурзина никак не могло быть известным, ибо множество других аулов имели столько же причин опасаться нашего нападения. Я решился идти далее с тем, что если не удастся напасть на аул, то по крайней мере заставить его совсем уйти к абадзехам, где кабардинцы находятся в весьма стесненном положении». Согласно рассказу Уляпских жителей «В это время к Вельяминову подъехал другой лазутчик Шавгуров (Шогур. – Т.А.) и шепнул ему на ухо: “Не верь Давшокову: он изменник и лжет. Я сейчас поеду сам и узнаю правду; никто не мог предупредить Карамурзина“. К вечеру он вернулся и сообщил, что аул стоит на месте». Вскоре войска были двинуты на аул и их нападение вылилось в невиданное побоище, в основном мирного населения, которое навсегда врезалось в память черкесского народа. Поступок Шогур огласился по всей воюющей Черкесии и имя его стало синонимом вероломства. «Спустя немного времени после убийства своего дяди», Хатокшоко Магомет Аша «подстерег Шавгурова, когда тот выехал из своего аула и положил его на месте выстрелом из винтовки». «По княжескому обычаю он снял с убитаго оружие, положил его подле трупа, накрыл тело буркой и, стреножив коня, пустил его возле. Один мирный кабардинец случайно наткнулся на убитаго и поднял тревогу. Из аула выскочили жители, но никого не нашли – все поняли, что это была месть» за Карамурзу Али. Впослед-ствии, когда Магомет Аша спрашивали, как он убил злодея тот скромно отвечал: «Ержыбыжьыр гъуэгъуащ, Шогъурыжьыр гъуэгащ» («Ержиб (марка черкесского ружья. – Т.А.) старый прогремел, Шогур подлый заревел»). С учетом данных обстоятельств неудивительно, что имя Хатокшоко Магомета предстает в качестве одного из центральных в развернувшихся с наступлением осени в оккупированой части Кабарды боев. Они предстают, с одной стороны, как продолжение дела погибшего Карамурза Али (переселенческое движение кабардинцев на левобережье Кубани) и, в известной мере, как возмездие за апрельский погром его аула (разгром 29 сентября 1825 г. селения Солдатского). И то, и другое источники неразрывно связывают с именем Хатокшоко Магомета. Хотя в литературе имеются намеки на то, что на фоне напряженного противостояния в центральной Кабарде во второй половине 1825 г. речь может идти и о князе Магомет Аша и нельзя исключать его активной роли как при разорении Солдатского так и при развертывании череды кавалерийских операций сил черкесского Сопротивления против сконцентрированных в оккупированной части Кабарды русских войск все же определенно можно сказать, что протагонистом не меньшего масштаба, в контексте короткого периода осени начала зимы 1825 г. предстает другой его полный тезка Хатокшоко Магомет. На данном этапе безукоризненная дистинкция и уверенная идентификация персонажей-тезок в контексте эффективных действий черкесской конницы из «операционной базы» в Чегемском ущелье с сентября по начало зимы 1825 г. представляется чрезвычайно затруднительной. Предстающая ввиду недоступности (по крайней мере, на данном этапе) письменных источников в которых фигурировало бы имя Хатокшоко Магомет Аша последующее пятилетие его жизни на первый взгляд образуют биографическую цезуру. Однако обращение к черкесскому фольклору и препарирование его данных в соотнесении с общей канвой военно-политической динамики в регионе в котором хаджретский фактор на десятилетия стал определяющим, думается позволяет эксплицировать позицию рассматриваемой фигуры в тогдашней актуальной политической повестке. Выстраивая отправную точку рассуждений о жиз-недеятельности персонажа и реконструкции социального облика Магомет Аша в этот период правомерно избрать вариант опубликованной в 1918 г. в газете «Адыгэ макъ» песни «Ажьджэрий и къуэ Кушыкупщ» («Князь Ажджериюко Кушук»). Она начинается так: «ЗекIуэ шухэр щыдэшэсыкIкIэ, Шу джакIуэхэр (уэ) кIэлъагъакIуэ; Пхъэр шухэр къыщыкIэлъыкIуэм, Iэрубыдхэр къытхухэзыш, – А шур хэтхэ ящыщ жыпIэмэ, ХьэтIохъущокъуэ Мыхьэмэт Iэшэщ!» В работе З.М. Налоева «Адаб Баксанского культурного движения» (Нальчик, 1991) дается следующий перевод данных строк: «Походные всадники, когда на коней садятся, Всадника-приглашателя за ним посылают; Всадники погони, когда за тобой шли, Пленных кто нам выводит – Это всадник из рода какого, если спросишь, Хатокшоко Магомет Криворукий это!» Ключевое значение с точки зрения задач настоящего текста имеет редакторская ремарка к этой песне, важность которой оценили в свое время Б.М. Керефов, и Р.У. Туганов. Публикуя песню, Нури Цагов посчитал необходимым предварить ее текст следующими пояснениями: «В старину кто бы [из отряда] ни совершал подвиг, [песню] заказывали на имя старшего. Эта песня о Хатокшоко Магомете Криворуком [хотя главным ее героем является Ажджерия сын Кушукупш]. Совершенно очевидно, что артикуляция подобного обстоятельства не могла быть случайной. Принимая во внимание канонический порядок исполнения песни, предполагающий предварительный рассказ о событийной канве лежащей в ее основе, представляется очевидным, что Нури Цагов не мог допустить эксплицитного выражения формально неочевидного обстоятельства без санкции референтной инстанции т.е. носителя / сказителя / певца. В пользу правомерности цаговской ремарки косвенно говорит и препарирование текста «Аджигерийко Кучук-пши» в книге «Кабардинский фольклор» (1936). Несмотря на несколько иной, в целом более удачный, перевод текста здесь наблюдается практически идентичное начало песни: «Если всадник садится на-конь, За кем тогда шлют верхового ? А если враг за тобою мчится, Кто мигом берет его в плен ? Вы спросите имя героя: Это – Итоков Матыра» [Кабардинский фольклор 2000: 413] Как можно заметить, отличие между двумя вариантами песни опубликованных с хронологическим промежутком в восемнадцать лет относится только к имени героя. Составители книги сопроводили данную новеллу следующими комментариями: «Тлхукотл Итоков Матыра был одним из подчиненных Кучука, совершавшим геройские подвиги. Но все его подвиги гегуако приписал предводителю, – так «делалась» история». Учитывая время и обстоятельства публикации, когда деформация имен (представителей «эксплуататорского класса») аутентичного текста не была чем-то недопустимой (и о чем нам уже приходилось писать) представляются очевидными идеологические мотивы подобных «интерпретаций». Ведь «восславление» в рамках одного произведения сразу двух знаковых фигур феодальной Черкесии оборачивалось откровенной апологией рыцарского (читай «княжеско-дворянского») мифа со стороны «угнетенных» масс. Представляется, что вымуштрованные к середине 1930-х гг. в соответствии с установками чуткого к классово чуждым проявлениям идеократического режима «работники советской науки» не могли пренебречь опасностями, таившими в себе подобный недосмотр. Непонятно, стал ли фальсификат продуктом самоцензуры составителей сборника или же результатом злой воли сил, напрямую к науке отношения не имеющих. Определенно можно говорить лишь о злоумышленном препарировании текста песни путем «переназывания» «неудобного» имени (сопровождавшееся введением «удобной» легенды для него). Можно полагать, что в подобной процедуре была усмотрена возможность избегания неминуемого эффекта глорификации аристократического габитуса из-за встроенности в текст песни семантического модуля, связанного с Магомет Аша, как бы «удваивавшего» значимость проповедуемой черкесской знатью «рыцарской стези». Однако фабрикации казенного дискурса еще долго оставались бессильными радикально деформировать ороакустическое пространство черкесской культуры. В ходе одной из фольклорных экспедиций, в 1973 г. в одном из хаджретских сел была записана очередная версия «Ажджэрий и къуэ Кушыку и гъыбзэ» («Плач о Кушуке, Ажджерия сыне»). В строфах песни не просто упоминалось имя князя – его образ явлен как обладатель присущей именно ему доблести («Егъэзыгъэри дэ къытхудэзыхыр ХьэтIохъущокъуэкIэрэ Мыхьэмэт Iэшэти». В книге дается следующий перевод: «В беду попавших выручает Хатокшоко Магомет Косорукий», но представляется семантически более выверенным: «В беде спасение доставляющий…»). Это уточнение важно с той точки зрения, что именно данная характеристика стала одной из неотъемлемых элементов, сфор-мировавших «финальный» образ князя в черкесском культурном контексте. Для решения задач настоящего очерка разъяснение вышеизложенных обстоятельств было необходимо и по той причине, что мы знаем дату смерти князя Ажджери-юко Кушука. Хронологически это событие относится к первым месяцам 1830 г. Соответственно, устоявшееся амплуа Хатокшоко Магомет Аша зафиксированное в песне/песнях, сложенных не позже этого времени, позволяет Т.Х. Алоев. Хатокшоко Магомет Аша: вступая на путь легенды предполагать его активное участие в мощных ударах черкесской кавалерии по имперской военной линии в период русско-турецкой войны 1828–1829 гг. Не случайно В.А. Потто впервые упомянув князя Магомет Аша в третьем томе «Утверждения русскаго владычества на Кавказе» в связи с военными действиями 1825 г. в примечаниях посчитал нужным предупредить читателя о том, что «С ним мы еще не раз будем встречаться при описании дальнейшей борьбы нашей на правом фланге». Лишь приостановка реализации программы издания исторического труда не позволила В.А. Потто осуществить свое намерение. В общих чертах таким представляется начало пути cognomine*( по призванию) князя Хатокшоко Магомет Аша. Алоев Тимур Хазраилович, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник сектора средневековой и новой истории Института гуманитарных исследований – филиала Федерального государственного бюджетного научного учреждения «Федеральный научный центр «Кабардино-Балкарский научный центр Р

12 ноября исполняется 175 лет со дня рождения всемирно известного археолога, автора наиболее выдающихся открытий российской археологии конца XIX - начала XX веков - Николая Ивановича Веселовского (1848-1918), многие годы посвятившего раскопкам в Кубанской области. Николай Иванович Веселовский - русский археолог, востоковед, исследователь истории и археологии Средней Азии, Крыма и Кавказа. Вёл раскопки в Самарканде, первым исследовал причерноморские и скифские древности, раскопал Келермесские курганы, Майкопский курган и курган Солоха. Первым начал раскопки курганного могильника Клады у станицы Новосвободная. Являлся профессором Санкт-Петербургского университета и управляющим Восточным отделением Русского археологического общества. Известный археолог родился в Москве 12 ноября 1848 года. Окончив в Вологде гимназию, в 1869 году поступил в Петербургский университет на факультет восточных языков. Склонность к науке Николай Веселовский проявил еще в студенческие годы, за одну из своих работ получил золотую медаль. После окончания остался на кафедре истории Востока. Проявив усердие в научной работе, в 1878 году утверждается доцентом Университета. Несколько лет Веселовский занимается археологией Средней Азии и Юга России, избирается в члены-сотрудники Русского Археологического Общества. В 1884 году становится профессором на кафедре истории Востока Петербургского университета. С этого года интенсивно ведет археологические исследования в Туркестане, Фергане, что позволило Николаю Ивановичу стать член-корреспондентом Археологической Комиссии. С 1887 года его научные изыскания в области археологии переключаются на южный регион России. В 1894 году начинаются систематические экспедиции в Кубанской области. Всего с 1889 по 1917 годы Николай Иванович провел 29 полевых сезонов. В 1896 году Николай Иванович вёл раскопки захоронений близ станицы Белореченская. Славу ученому принесли раскопанные в Кубанской области: Майкопский курган (эпоха бронзы), Костромской (скифский период), Келермесский (сарматский период) и исследованные под его руководством сотни памятников археологии – курганов и поселений разных эпох. Но одной из сенсаций явилось открытие в 1897 году гробницы в Майкопе (кон. IV — нач. III тыс. до н.э.) с богатым захоронением человека, принадлежащего к местной элите. Этот курган занимает особое место среди его находок, так как он положил начало открытию майкопской культуры. Майкопский курган занимает особое место среди его находок, так как он положил начало открытию майкопской культуры. В Майкопе на пересечении улиц Курганная 32/ Подгорная, стоит памятный знак Майкопскому Кургану и установлена информационная доска. 1898 год вёл раскопки одного из Ульских курганов (близ аула Уляп) и нашёл в нём богатое погребение местного вождя майкопской культуры. Последние археологические исследования Н.И. Веселовского на Кубани были раскопки курганов в ст. Елизаветинской в 1917 году. В ноябре 1917 года Николай Иванович, закончив очередной сезон раскопок, возвращается в Петроград. Пытается подвести итоги своим научным поискам и находкам. 30 марта 1918 год болезнь обрывает его жизнь и деятельность. В конце XIX- начале XX веков Войсковой музей, к сожалению, не мог хранить исторические ценности мирового значения, особенно из драгоценных металлов, поэтому все предметы из раскопок Н.И. Веселовского были сданы в Эрмитаж, где и находятся до сих пор. В книге «Древнее золото Кубани» (Краснодарское книжное издательство, 1987г.) автор ее, известный кубанский археолог, профессор, почетный гражданин г. Краснодара Никита Владимирович Анфимов представил все уникальные находки Н.И. Веселовского на Кубани, хранящиеся в Эрмитаже. В книге также представлены не менее уникальные произведения искусства древних мастеров, найденные на Кубани в более поздние годы XX века и хранящиеся в Государственном историческом музее (Москва), Государственном музее искусств народов Востока (Москва), Краснодарском государственном историко-археологическом музее-заповеднике имени Фелицына (Краснодар) и Национальном музее республики Адыгея (Майкоп).

Данная композиция несёт свое происхождение из аула Хатажукай. Она повествует об истории Ханахуа Кубашичева. По старому адыгскому обычаю (аталычество) Ханаху был отдан на воспитание знатному богатому мужчине из аула Уляп, звали его Ахъратыкъо Таращ (Тараш Ахратоков). Прошло время, Ханаху подрос, возмужал, познал права и обязанности. Не сказав ничего своему аталыку, он угнал его лучшую повозку и поехал на ней в свой родной аул Хатажукай. Возвращаясь на родину, он ворвался на скачки, которые проводились в соседнем ауле Пщычэу (Пшичо). На скачках он показал себя славно. И всё бы было хорошо, если бы в Хатажукае его повозку ,вместе с запряжёнными в ней отборным лошадями, не украли. Ханаху бросился искать повозку, но все попытки были бесполезны. Тогда он посчитал, что не сможет опозореным вернуться к своему аталыку, и решает уйти воевать. Ханаху добровольно вступает в состав дикой дивизии и отправляется на поля сражений первой мировой. К сожалению, Ханаху оттуда не вернулся. 🐎 Текст песни: Таращым яку зэкIэт гущэр Хьэнахъом кашIурефыжьэри, Лъэпсэ к1одэу агъэкIодыгъэ гущэр Тэращмэ яку зэкIэтба. Арэты Пщычэу чIыгущэм Ку зэпачъэ дахэу къыщашIри, Ку зэпачъэм ахэкIодагъэ гущэр Кобэщэчым Яхьэнэхъожъба! Уятэжъэу Тыкыцэ цIыкIу гущэм Къашыкъыр къегъэкIэракIи, Хьэнахъом зигъэкIэракIи Пшъэшъэ дахэр къашIудихыгъэба! ЗэшыпхъутIыр къызэдэтIыс гущэ КъурIаныр дахэу къагъази, КузэкIэтым къызигъэзэжькIэ Мо инышхор тинэузанба. Хьэнахъом икузэкIэт гущэр Хьатыжъкъуаем агъэкIодыгъи, Герман заом ахэкIодагъэ гущэр Кобэщэчым яхьэнэхъэжъба! О пшыпхъоу Хьэкоцэ цIыкIу гущэр Зэгоутэу КъурIан егъази, Хьэнагъо къызигъэзэжькIэ Моу инэшхор тинэузырба! Таращым яку зэкIэт гущэр Хьэнахъом кашIурефыжьэри, Лъэпсэ кIодэу агъэкIодыгъэ гущэр Тэращмэ яку зэкIэтба! Лъэпсэ кIодэу агъэкIодыгъэ гущэр Тэращмэ яку зэкIэтба! Хьатыжъкъуаем агъэкIодыгъэ Тэращмэ я кузэкIэтба!

Амасьян П.Г., «Праздник в ауле Уляп», 1971 г., х.м. 153х158 Автор работы «Праздник в ауле Уляп» - живописец-пленэрист, Член Союза художников России, Заслуженный художник Республики Адыгея, Лауреат премии Лиги Мира - Амасьян Павел Григорьевич. В 1939 году он поступил в Астраханское художественное училище, но закончить обучение помешала Великая Отечественная война. Амасьян ушел на фронт, был ранен. Награжден медалями: «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», орденом «Отечественной Войны» I, II степени. После войны работал в Адыгейских художественных мастерских, продолжил учебу уже в мирное время. Художник работал в жанрах композиция, портрет, пейзаж, натюрморт. Павел Григорьевич внес большой вклад в художественную жизнь Адыгеи, оказал большое влияние на формирование местных традиций в изобразительном искусстве. Активно участвовал во всероссийских, республиканских, зональных, краевых, городских, персональных выставках. Работы хранятся в собрании Картинной галереи Республики Адыгея, в Северокавказском филиале Государственного музея искусства народов Востока, в Краснодарском краевом выставочном зале изобразительных искусств, в частных коллекциях в России и за рубежом.

«Я слушаю Стамбул, закрыв глаза», — написал поэт. Кем бы вы ни были, как только вы впервые окажетесь в Стамбуле, этот город навсегда возьмет вас в плен: своими ароматами (моря, рыбы, жареных каштанов, булочек с кунжутом, вареной кукурузы, кофе, специй, гранатов и Бог знает еще чего), звуками (азана, текущего над городом, чаек, уличных зазывал, вавилонского многоязычия) и буйством цвета (ярких хиджабов, умело задрапированных молодыми турчанками, ковров и подушек, горящих всеми оттенками красного и того удивительного цвета, который мы называем бирюзовым, а турки — таинственным словом французского происхождения «туркуаз»). Женское Хасэ История Стамбула неразрывно связана с черкесской историей, с черкесской диаспорой, которая начала формироваться в Османской империи во второй половине XIX века. Когда менялось политическое и культурное пространство этого города, вместе с ним менялась жизнь черкесов в этой имперской столице. Черкесская школа в Стамбуле, просуществовавшая совсем недолго, была уникальным опытом самоорганизации, поиска педагогических моделей в условиях проживания в диаспоре. Ее опыт может быть востребован и сейчас Для черкесов Турции начало ХХ века было очень насыщенным временем — создавались первые общественные организации, где самые образованные и мотивированные искали не только формы возможной самоорганизации, но и способы сохранения черкесской идентичности. Впервые мы слышим голоса молодых черкесских женщин: в своих публицистических статьях они пишут о том, как сохранить свои корни, язык, культуру… Это время первых черкесских газет и журналов, время создания и реформирования алфавита и первые попытки завязать регулярные контакты с утраченной родиной. В 1908 году в Стамбуле создается Черкесское общество единения и взаимопомощи, а через 10 лет, в сентябре 1918 года, женское крыло этой организации — Общество взаимопомощи черкесских женщин (ОВЧЖ). Я буду называть эту организацию Женское Хасэ, что вполне отражает ее демократический дух. У истоков общества стояли пять стамбульских черкешенок: Хайрие Мелек Хунч (президент), Сеза Пух Ханым, Макбуле Берзек, Эмине Решит Залик, Файка Ханым. Все они были из известных и хороших семей, получили прекрасное образование, знали несколько языков. Хайрие Мелек окончила «Notre Dame de Sion», французскую высшую школу для девушек в Стамбуле. Кроме турецкого и французского говорила на черкесском, убыхском и абхазском языках. Хайрие Мелек вместе с Сезой Пух издавали журнал Diyane, выходивший на двух языках — черкесском и турецком, с 1920 года дважды в месяц. Сеза Пух написала в одном из журналов: «Ценность цивилизации пропорциональна статусу женщины в обществе. Пока женщины могут свободно проявлять свои природные таланты, они всегда помогают развитию общества. Когда их роль снижается, это приводит к гибели цивилизации». И эти слова вполне можно рассматривать как кредо Женского Хасэ. Исторический интерес Женское Хасэ открыло в Стамбуле замечательную школу, историю которой еще предстоит академически изучить отечественным историкам. Школа существовала недолго, с 1919–1920 года до сентября 1923 года. Здание, в котором она находилась, сохранилось в Стамбуле до сих пор и находится на холме Акаретлер в доме №52. Проект Черкесской школы был еще в планах Черкесского общества единения и взаимопомощи, но реализовался не сразу. Школа была частной, с шестью классами. Сначала директором школы был Мустафа Бутбай, но его позиция по ряду вопросов не нашла поддержки у Совета директоров школы, и Мустафа Бутбай ушел в отставку, а 20-летняя Сеза Пух Ханым была назначена на его место. Позже в своей книге Мустафа Бутбай написал: «Меня назначили директором. Затем я ушел в отставку из-за спора, который разразился между мной и Советом директоров относительно учебной программы. Совет директоров хотел, чтобы образование осуществлялось на черкесском языке, и поддержал такую идею. Я считал, что это неприемлемо с юридической точки зрения, образование должно осуществляться на турецком, но для желающих учиться на черкесском можно открыть отдельный класс. Мое предложение было отклонено, и я настоял на отставке». Сеза Пух Ханым, дочь генерала, родившаяся в аристократической семье, получила хорошее образование, окончила Американскую среднюю школу для девочек. Несмотря на свой юный возраст, она прекрасно справлялась с обязанностями директора школы. Благодаря ее личным усилиям и связям ее семьи, а также тому, что она была вхожа во влиятельные круги Стамбула, ей удавалось продвигать свою школу во многих областях. К образованию детей были привлечены лучшие интеллектуальные силы черкесов Стамбула. Адвокаты, дипломаты и бывшие военные, профессиональные музыканты и художники щедро делились знаниями с учениками. В школе училось около 150–180 детей, в каждом классе — 25–30 человек. На старых черно-белых фотографиях, немногих документальных свидетельствах, способных рассказать о школе, мы видим учеников и учителей: рафинированных, по-европейски одетых преподавателей, мальчиков, с достоинством носящих черкески, папахи или фески, и нарядных девочек и в нацио­нальной, и в европейской одежде. Женское Хасэ принимало эмигрантов, бежавших из России в 1920-е гг. в Стамбул, и селило их в здании школы, а их дети могли здесь же учиться. Хотя школа была открыта для всех, ее посещали в большинстве черкесские дети. Персонал и преподаватели школы в основном были волонтерами и не получали зарплату, только несколько человек имели постоянное жалованье. Сбор, взимаемый с учащихся, шел на оплату аренды здания, текущие расходы, заработную плату некоторых преподавателей. Инновационный проект В школе была сформирована система совместного обучения мальчиков и девочек, что можно считать инновационным шагом: впервые на территории мусульманского государства — Османской империи — девочки и мальчики учились вместе. Кроме того, при школе был открыт детский сад для детей 4–6 лет. Для первой четверти ХХ в. появление детского сада как формы воспитания и обучения детей также было инновационным. Этот детский сад был одним из немногих в Османской империи. Но это еще не все новшества, характерные для Черкесской школы. Впервые на территории Османской империи в мусульманской школе дети обучались родному языку на алфавите, основанном на латинице. И эта инновация также соответствовала высокой репутации черкесской элиты в Стамбуле. Латинский алфавит использовался не только в школе — Черкесское общество единения и взаимопомощи печатало книги с использованием такого алфавита и отправляло их на Кавказ. Помимо турецкого, истории и географии, дети обучались черкесскому языку, истории и географии Черкесии. Кроме того, неотъемлемой частью учебного плана были занятия английским языком. Руководство школы, уделявшее особое внимание культурному развитию детей, решило учить их игре на фортепиано, танцам и театру, а также живописи, музыке и развивать физическую культуру. Сеза Пух вела уроки турецкого языка и географии, Ламия Джанкат читала лекции по языку, истории и географии Кавказа и Черкесии, а Хилми Цей учила детей черкесской литературе и поэзии. Адвокат Шами Тиме учил детей черкесскому произношению. Зеки Вендж Ханум была учителем турецкого в двух классах. Лутфулла Шао, выпускник Лозаннского университета, преподавал французский язык (позже он был назначен дипломатом в Саудовскую Аравию). Васфи Гюзар преподавал биологию. Кроме того, известно, что в школе работал учитель английского языка, получивший образование в Великобритании. Уроки рисования вел художник Намик Исмаил Зефи, а Бленао Харун преподавал черкесский язык, историю и географию Черкесии. Профессор Хеге преподавал музыку, играл на черкесских инструментах, привезенных из района Узунь-Йала из Кайсери и Гёнена (Gönen — город и район в провинции Балыкесир и город и район в провинции Ыспарта. — Прим. авт.), и коллекционировал ноты, играл на рояле и читал лекции. Детей учили играть на пщынэ (адыгской гармошке). Икбал Ханым преподавала сольфеджио. Майор Саит Нахуш Бей, ушедший в отставку после службы в военных училищах Дамаска и Эдирне, был учителем физкультуры. Кроме того, армянская девушка Мелиха обучала детей популярным танцам тех лет — польке, мазурке, кадрили и вальсу. Особую атмосферу создавал школьный театр: на сцене школы девочки и мальчики ставили пьесы и играли в спектаклях в национальных костюмах. Пьеса «Навстречу Кавказу», написанная Сезой Пух, пользовалась большим успехом: спектакль шел несколько раз. Специально для спектаклей в швейной мастерской школы шили костюмы. Достаточно самого беглого взгляда на перечень предметов и уровень преподавателей, чтобы понять, что главной целью обучения было не только дать детям необходимый объем знаний, но и научить их адаптироваться к социокультурному контексту, где им предстояло жить, а также воспитать их в духе черкесской культуры. На первом этаже школы Общество взаимопомощи черкесских женщин, в уставе которого говорилось, что общество будет искать возможности для предоставления работы нуждающимся, создало мастерскую по пошиву одежды и магазин. Тех женщин, кто не умел шить, обучали этому занятию, а опытные портнихи придумывали костюмы для состоятельных людей города. Заработанные деньги делили поровну. Поэтому, говоря современным языком, черкесскую школу можно считать и социальным проектом. Газета СА

Кто из нас не вспоминает с особой теплотой знаменитые адыгские люльки — кушъэ или гущэ? В некоторых семьях они передаются из поколения в поколение, их посылают семьям с новорожденными малышами в другие города и даже в другие страны. Люлька находится в ряду тех воспоминаний, из которых у каждого человека складывается собственная история, история своей большой семьи — словом, своя ментальная карта. Первый домик ребенка Это сегодня современный рынок предлагает мамочкам разные гаджеты, нужные и не очень — самонагревающиеся бутылочки, радионяни, закрывающиеся при падении соски, электролюльки, которые можно настроить на нужное сочетание движений, звуков, вибрации, тепла, скорости, и многое другое. А когда-то в распоряжении мамы, у которой было много домашних обязанностей и хозяйственных забот, была только люлька, и, надо сказать, она прошла испытание временем. Скромные, без особых украшений, или пафосные, инкрустированные и лакированные, сделанные на заказ у знаменитых мастеров из дорогих пород дерева, люльки являются не только объектом пристального внимания ученых-антропологов, но и, пожалуй, самым живым из традиционных предметов адыгской бытовой и сакральной культуры. Люльку не случайно называют первым домиком ребенка. Покачивания люльки, идеально соответствующие ритмам маленького человечка, фактически имитируют состояние ребенка в утробе матери, что обеспечивает малышу безболезненное вхождение в новую среду. По своей конструкции детская адыгская люлька — это деревянная кроватка со спинками, к которой крепятся дугообразные полозья, обеспечивающие равномерное покачивание. За счет тугого пеленания ребенок неподвижно фиксировался, что оберегало его от травм, а специальное устройство матраса обеспечивало соблюдение норм гигиены — ребенок всегда был сухим и чистым. К выбору дерева, из которого делали люльку, адыги подходили тщательно и вдумчиво. Боярышник, в представлении адыгов — счастливое дерево, считался идеальным материалом. В таких люльках дети вырастали крепкими, здоровыми и красивыми. А вот, например, терновое дерево для люльки категорически не подходило: якобы детей в таких люльках будут преследовать несчастья. Не подходила в качестве материала и бузина — дети в такой люльке вырастали во вспыльчивых, конфликтных и неуживчивых. Обычай укладывания Через две недели после рождения ребенка его торжественно укладывали в люльку в первый раз. К этому дню семья тщательно готовилась, накрывала стол и ждала гостей. Это был чисто женский обряд, в дом приходили родственницы и соседки. В богатых адыгских семьях при первом укладывании ребенка в люльку устраивались конные скачки. Важная деталь: люльку для ребенка готовили и привозили определенные родственники. Сведения ученых на этот счет разнятся. По одним сведениям, в этот день люльку со всеми необходимыми для обряда принадлежностями привозили от бабушки со стороны матери. По другим, это зависело от пола ребенка: если рождался мальчик, то люльку для него готовил дядя или же бабушка по матери, для девочки — бабушка по отцу. У адыгов младенца в люльку укладывала пожилая женщина из числа родственников по отцовской линии. Ее женская история должна быть идеальной — женщина должна быть мудрой, многодетной и счастливой. Еще до того, как ребенка положат в новую люльку, туда клали кота и яйцо. Коты, как известно, сладко спят, а белое яйцо символизировало долгую жизнь, до седин. Дно люльки устилали плотным матрасом из соломы или овечьей шерсти, могли набить матрас и просяной шелухой. Ни одна из тех деталей, которые подвешивали к люльке, не была случайной. Все вместе они действовали как щит, ограждавший ребенка от «злых духов», или, как мы сказали бы сегодня, от новой и потому агрессивной среды, к которой ребенок после рождения пока не адаптировался. Еще лет 100 назад черкесы подвешивали к колыбели раковину улитки, кусок кольчуги, серебряные монеты… и даже медвежьи когти. Под подушку клали кусочек железа или кинжал. Адыги-шапсуги, о чем писала известный этнограф Майя Джандар, в колыбель клали сверток, в котором находились гвоздь (что предвещало долголетие), соль, уголь, раковина улитки (ее называли «змеиной головой»), сера. К голове ребенка в зоне темени прикрепляли комочек прополиса, что делало ребенка якобы некрасивым и непривлекательным для людей с «дурным глазом». По этим же причинам малышам пачкали сажей лоб, подбородок, нос. Адыги никогда не качали пустую колыбель и не оставляли ребенка в люльке без присмотра. Фото Влад Александров Фото Влад Александров «Пеленочный детерминизм» В советское время в 1930—1970-е гг. с люлькой, впрочем, как и со многими обычаями, боролись врачи-педиатры и пропагандисты, клеймя ее как пережиток прошлого. Люльку критиковали за тугое пеленание ребенка — действительно, специальные широкие ленты и тесемки обеспечивали фиксацию головы, туловища и ног. Это сегодня доказано, что длительное лежание ребенка в люльке позитивно для здоровья малыша: фиксация головы особенно важна, потому что у новорожденного младенца она еще плохо держится и может принять неудобное положение, а фиксация туловища и ног препятствует искривлению позвоночника и делает ноги ровными. А в 1920—1930-е гг. о люльке писали примерно следующее: «Систематическими разъяснениями было, наконец, поколеблено вредное обыкновение держать ребенка в неподвижном положении, туго спеленатого и притянутого лямками ко дну колыбели, что нередко приводило к деформациям черепа». На тугое пеленание обратили внимание не только врачи, но и антропологи и психоаналитики. В середине ХХ века психоаналитик Абрам Кардинер, последователь школы Зигмунда Фрейда, обратил внимание ученых не столько на особенности воспитания, сколько на особенности ухода за маленькими детьми в разных культурах. Ученый считал, что способы пеленания, регулярность кормления, купание, приучение к гигиене, вообще переживания человека в младенческом возрасте формируют склад личности ребенка. Его теория была названа «пеленочным детерминизмом», и, возможно, она не лишена здравого смысла… Дагестанский этнограф М.К.Мусаева считает, что туго запеленутый в люльке ребенок с младенчества приучался к необходимости подчиняться определенному порядку, поскольку жизнь людей была в большой степени регламентирована. Мусаева писала, что привитие ребенку с первых дней дисциплины понималось родителями как своего рода подготовка его к взрослой жизни, а потому сбой на ранней стадии воспитания считался недопустимым. Люлька пережила все исторические катаклизмы, и сегодня именно ее предпочитают большинство жителей Северного Кавказа. При этом удивительно, что самыми последовательными адвокатами люльки оказались мужчины. «За» и «против» Я поговорила об адыгских люльках с моими друзьями в социальной сети Фейсбук и получила самые разные ответы и мнения. Заур из Майкопа рассказал о почти что детективной истории, когда ему приходилось, переодевшись врачом, ругаясь с медперсоналом, заносить люльку к лежавшим в больнице детям, потому что они не могли без нее заснуть. Азамат был особенно категоричен: «По-моему, не любят люльку из тех же соображений, из-за которых стесняются говорить на своем языке, стесняются показаться «сельскими». Нужно показать, какие мы якобы современные, крутые. Это просто понт. Косят под фильмы, в которых видели кроватку и балдахинчик над ней». «Лично я предпочел бы люльку, — продолжал Азамат, — не просто традиционную, но и сделанную из тех пород дерева, которые раньше считали предпочтительными. Не нужно забывать о воспетой многими авторами красоте черкешенок, о том, что описанию здорового образа жизни черкесов уделено немало строк в исторической литературе». «Вы нигде не найдете описаний кривоногих черкешенок с плоскими затылками в гаремах турецких султанов», — выложил свой последний и бесспорный аргумент Азамат. «Наши предки не были лишены мудрости, и поэтому укладывали младенца в гущэ», — солидарен с ним Залим. Вопрос, который обычно задают этнографы родителям о том, что якобы у ребенка, лежавшего в люльке, формируются плоский затылок и дисплазия, вызвал у моих собеседников снисходительную иронию: «Нас в семье четверо, все прошли через люльку, и плоского затылка у себя не заметил…». Молодая мама Халимат поделилась: «Я — за люльку. Ребенок спит спокойнее, когда не просыпается от движения собственных ручек и ножек, это мое мнение. Что касается плоского затылка от люльки — моя нана, искусно массируя мою голову еще в детстве, замечательно исправила этот дефект». Мадина, московская черкешенка, рассказала, что у них в семье были и есть и люлька (сделали на заказ), и обычная кроватка. «Я начала завязывать дочку где-то через 1,5 месяца после рождения (после того, как моя гуащэ (свекровь) показала мне, как это делать) и устроила сначала внутри семьи небольшой праздник с дэлэн и молитвой; позже, когда ребенок окреп, мы устроили гущэхэпхэ (день укладывания в люльку) в ресторане с родственниками с обеих сторон и с самыми старшими женщинами обоих родов. Дочка спала в люльке до 1 года. Всегда засыпала там, а в середине ночи я ее всегда переносила в кроватку». Марианна на мой вопрос о том, что предпочтительнее — люлька или кроватка, ответила: «Во многих семьях хотели бы пользоваться черкесской люлькой, но врачи пугают дисплазией, неврозами и т.д. На самом деле, люлька, если ее обустроить по всем правилам, очень разумный, практичный и удобный инструмент». Некоторые молодые адыгские женщины, не отвергая традиций, тем не менее считают, что можно обойтись без люльки, которая, по их мнению, уже выполнила свою культурную роль. Дана, московская черкешенка, художница, говорит, что «современная педиатрия и ортопедия на месте не стоят, ребенок должен двигаться свободно, и больше ничего. Не надо за кого-то домысливать. Когда женщина готовится стать матерью, она читает гору литературы, общается с врачами, никто своему ребенку плохого не хочет, дело не в моде». Ее поддерживает и москвичка Милана: «Ни меня, ни брата в люльке не держали, мама в 1980-е и в 1990-е считала это устаревшим девайсом, который мешает ребенку естественно развиваться, к тому же приводит к «квадратной» голове». И Дана, и Милана говорят, что для них были очень комфортны слинги. Одним словом, сегодня у молодых родителей есть выбор. И даже если люльку предпочтут не все, она никогда не будет выброшена, а перейдет по наследству в надежные руки. Не исключено, что ее, став родителями, предпочтут те, кто сегодня растет под звуки радионяни в электролюльке с пультом управления. Газета СА

Более 100 всадников в черкесках на конях из Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии прошли по маршруту Ассоколай — Понежукай — Адыгейск — Старобжегокай — Афипсип — Тахтамукай. Судя по восторженным отзывам в социальных медиа, резонансу за пределами нашей республики, а также по впечатлениям участников, проект удался. Почему современных мужчин, живущих в мире информационных технологий, так влечет эта тема — «конь и всадник»? Что заставляет взрослых людей оставить современные гаджеты, сесть на коня и облачиться в черкеску? К чему стремятся вернуться современные участники конных переходов? Почему создают специальные, закрытые для чужаков, «хасэ всадников»? Какие глубинные пласты нашего сознания и менталитета задевает тема черкесской всаднической культуры? Сами по себе конные переходы — не новое для современности явление. В СССР кавказские всадники всегда были частью экспортной витрины, особенно в больших театральных шоу. Один из масштабных конных переходов в СССР был осуществлен зимой 1935–1936 гг. вокруг Главного Кавказского хребта по очень трудному маршруту от Пятигорска через Клухорский и Сурамский перевалы, затем из Сухума через Тбилиси в Баку и, наконец, в Махачкалу, Грозный, Владикавказ, Нальчик и закончился в Пятигорске. Люди среднего поколения помнят самый прославленный конный переход постсоветского времени: в 1994 г., к 130-летию окончания Кавказской войны, состоялся исторический конный переход «Дорогами мухаджиров» по маршруту Нальчик — Амман, в котором принял участие иорданский принц Али, известный своим пиететом по отношению к черкесской культуре. В новейшее время переходы стали приурочивать к Дню Победы или к каким-то другим памятным датам. Конь и всадник Тема коня и всадника, друзей и соперников, понимающих друг друга с полуслова и полувзгляда, пронизывает черкесский фольклор, мифологию, сказки. Этнографы-кавказоведы не случайно называют коня alter ego своего хозяина: они стоят и знают друг друга, а их отношения основаны на абсолютном доверии. В сложном взаимодействии коня и всадника не может быть предательства, фальши, заискиваний, грубости и манипуляций, а каждый участник — самодостаточная единица. Сегодня быть на коне — новая старая эстетика, это благородно, престижно, заставляет держать осанку и соответствовать, дает чувство корпоративного единства и солидарности, ответственности друг за друга Кони в черкесской традиционной картине мира ассоциируются с динамикой, ритмом, движением, с буйством стихий — бурей, ветром, огнем, штормом. В фольклоре черкесов коня наделяют сказочными свойствами и человеческими качествами — он понимает человеческую речь, язык деревьев и животных, перелетает через горы, путешествует в разных мирах и дает своему хозяину мудрые советы. В нартском эпосе конь Тхожей — верный друг главного героя Сосруко, а в мифах и сказках грозный Шибле, бог грома и молнии, скачет по небу на вороном жеребце. В детстве, слушая раскаты грома, мы всерьез считали их звуками его небесной джигитовки. Глубинная психологическая взаимосвязь между конем и всадником проявляется в выражении из нартского эпоса — каков конь, таков и мужчина. Даже черкесские князья, чье чувство собственного достоинства стало притчей во языцех, всегда пренебрегавшие физическим трудом, сами ухаживали за своими конями: выхаживали, кормили, поили, лечили, берегли их сон и достойно провожали в последний путь. Адыгский историограф XIX в. Хан-Гирей, автор знаменитых «Записок о Черкесии», писал: «В то время, когда в 1833 г. на Кавказе свирепствовал ужасный голод, князь Пшекой Черченейский кормил любимых своих коней разного рода нежными зернами, тогда как его люди претерпевали страшный недостаток в насущном хлебе, и об этом обстоятельстве во всех племенах Черкесии рассказывали как о похвальном подвиге. Черкес, какого бы он звания ни был, скорее сам согласится быть голодным, чем лошадь свою допустит до этого. Сами князья собственными руками нередко обчищают копыта своих лошадей и моют их гривы мылом и куриными яйцами, хотя бы их окружала толпа слуг, готовых это исполнить». ЗекIуэ Есть еще одна интересная тема, связанная с дихотомией «конь — всадник». Это тема одинокого героя, одинокого всадника, личной ответственности и личного ответа на вызов, пронизывающая и черкесские эпос, и сказания, и традиционные социальные институты. Институт «зекIуэ» — идеальное отражение этого аспекта жизни традиционного черкесского общества, средство самоутверждения для мужчины, дававшее ему возможность создать себе имя и репутацию, проявить свои самые лучшие качества, культивируемые в традиционной культуре. «ЗекIуэ» в адыгейском языке — не только военный поход, но, как пишет историк А. Марзей, «еще и путешествие, то есть это процесс во времени и пространстве». Путешествие было не просто перемещением из пункта А в пункт Б, но путешествием духовным, когда всадник знакомился с новыми землями, заводил новых друзей и кунаков. «Военные походы черкесов, — продолжает А.Марзей, — не ставили целью захват и удержание новых территорий. ЗекIуэ предполагало всегда возвращение на свою Родину. Время нахождения в зекIуэ, в зависимости от дальности похода, могло быть от нескольких недель до нескольких лет». В таких походах, если их совершали группы всадников, доводилась до совершенства и оттачивалась до мелочей корпоративная закрытая черкесская всадническая культура. Коневодство считалось престижным занятием, достойным черкесской аристократии, а наличие благородных породистых лошадей было маркером принадлежности к элитарному сословию. Коневодство в Черкесии сформировало целую индустрию — конезаводчиков, ветеринаров, производителей конских атрибутов. Например, кабардинские мастера в конце XVIII в. получали заказы на производство десятков тысяч седел. В начале XIX в. в Черкесии успешно действовали 26 черкесских конных заводов, а лошади массово продавались не только в соседние регионы Кавказа, но и в Европу и на Ближний Восток. Торговцы лошадьми наряду с военными отходниками были чуть ли не единственным социальным слоем, постоянно покидавшим свою территорию, свою обжитую ойкумену. Осваивая новые рынки, они становились своего рода «контактерами», впервые сталкивающимися на новых пространствах и дорогах с другими антропологическими типами, городской культурой, новыми языками и традициями. Экспортная торговля лошадьми расширяла не только представления о географическом пространстве, раздвигая его границы, но и изменяла сознание людей, формировала новый мобильный тип личности, готовый рисковать и быть открытым для инноваций. Магия черкески В современных конных переходах символично все, и в том числе лаконичный и сдержанный костюм всадника, остающийся таким же символом, как и 150 лет назад. Надеть черкесский костюм, обучиться верховой посадке и носить такое же, как у горцев, оружие значило не просто заимствовать удобные и прагматичные для данного места и исторического времени атрибуты, это значило изменить самоощущение, даже создать его новый формат. Историк Яков Гордин писал о русских офицерах, полюбивших черкеску: «Горец идеально вписывался в окружающий мир, что создавало основу его высокого самосознания. Имитируя внешние формы, русский офицер сознательно или подсознательно стремился сравняться с горцем именно во взаимоотношениях с миром». Человек в седле Сегодня быть на коне — новая старая эстетика, это благородно, престижно, заставляет держать осанку и соответствовать, дает чувство корпоративного единства и солидарности, ответственности друг за друга. Человек в седле, смотрящий на мир с высоты, — не только реальная высота, это символическое расширение личного горизонта. Ибрагим Яганов, современный конезаводчик в КБР, поделился, что молодые люди, научившись верховой езде, не только обретают физическую форму, они становятся носителями качественно нового чувства собственного достоинства. Во время конного перехода каждый участник переживает особое чувство, когда всадник — часть целого и в то же время — сам по себе (что соответствует феномену «черкесского индивидуализма», мастерски исследованному философом Б.Бгажноковым). Конный переход — не потеха и не игры исторических реконструкторов. Это удивительный тонкий инструмент, позволяющий испытать себя; символическая нить, возвращающая современного черкеса в эпоху прославленных предков и дающая совершенно новую гамму чувств. Не те ли это чувства, о которых написал кабардинский художник Анатолий Жилов: «Черкесы — настолько высокая планка во всем, что их жизнь становится похожей на миф. Это благородство и красота, великодушие и воспитанность, умеренность и молниеносность, открытость всему светлому и почти звериная искренность. Иногда мне кажется сном, что я тоже принадлежу к этому славному племени. А может, осталось только само название, а суть исчезла, и настоящие черкесы — уже миф, как миф о некогда существовавших атлантах? Люди из сказки, — они, конечно, не могли долго жить в нашем мире, потому так скоро возник конфликт и потому им так скоро пришлось уйти. Как пришельцы из других миров, которые заглянули в нашу жизнь и оказались неприспособленными к ней. Как погибает здоровый организм, не имея иммунитета против незнакомой ему болезни, так и черкесы не смогли справиться с психологическим надломом от встречи с чужими ценностями других народов. Процесс приспособления нельзя считать завершенным и по сей день. Исповедующим философию Адыгэ хабзэ трудно утверждать себя в этом мире: быть благородным, не толкаться, пропускать всех вперед, не лгать, не лицемерить (…) Черкесы — чистый ветер нетронутого поля. Они появляются то там, то здесь, вихрем проносятся мимо меня. Всегда неожиданно и не предупредив. А я стою один, протягивая к ним руки, кричу: «Я такой же, как вы, возьмите меня с собой…» Ответа нет. Слышу только дыхание лошадей, и легкий холод обдает лицо. Они никого не берут с собой…» Газета СА

В фильме Станислава Ростоцкого «Герой нашего времени», снятом в 1965 г., есть замечательный эпизод «Танец Бэлы»: Бэла, прежде чем начать танец, снимает, словно сходит с пьедестала, необычную обувь, напоминающую платформы. Что это за обувь и каково ее происхождение? Для аристократок Как только не называли эти «платформы» — и котурны, и ходули, и скамеечки! На самом деле речь идет об определенном типе женской обуви для черкесских аристократических сословий, а именно пхъэцуакъэ (название, характерное для западных черкесов), или пхъэвакъэ (так называли этот тип обуви восточные черкесы, кабардинцы). Даже самый краткий рассказ об этой специфической обуви говорит о том, что черкешенки, жившие в Средние века, без преувеличения могли считаться модницами, чьи вкусы соответствовали модным мировым трендам. То, что носилось на Западном Кавказе, носилось и в Венеции, и в Дамаске, и в Стамбуле. Сегодня пхъэцуакъэ можно увидеть разве что в профессиональных танцевальных постановках и в коллекциях Национального музея Республики Адыгея. Один из интересных музейных экспонатов, изображение которого было опубликовано в книге Мин-Кутас Азаматовой «Адыгейский народный орнамент», — это деревянные, окованные латунной орнаментированной пластинкой котурны высотой 12 см и длиной 20 см. Азаматова, этнограф, писавшая о черкесском орнаменте в 1960-е гг., считает, что пхъэвакъэ были самой древней обу­вью у черкесов. От черкесов, видимо, эта обувь (буквальный перевод — «деревянная обувь») была заимствована карачаевцами и балкарцами, где получила название агъач аякъ киийм. Символика деталей Изготовление котурнов было делом непростым: основа с острым носиком по форме ступни вырезалась из дерева, затем ее укрепляли на двух равных по размеру деревянных подставках. Одну подставку закрепляли под носком, другую — под пяткой. Каждая подставка расширялась книзу, а сверху к основной части прикрепляли широкую петлю из кожи и галуна, куда черкесские кокетки помещали ножки, предварительно обутые в мягкую обувь. Пхъэцуакъэ не принято было носить «на босу ногу». Характер декорирования котурнов, впрочем, как и всего черкесского женского костюмного комплекса, говорит о тонком и изысканном вкусе как черкесских мастеров, так и потребителей их изделий. Котурны украшались сдержанно — обтягивались бархатом или кожей. Для декора использовали накладки из металла или серебра с гравировкой, чернью и позолотой. Котурны, более демократичные по своей орнаментировке, обычно имели накладки из жести со штампованным орнаментом. Евгения Студенецкая, советский этнограф, перу которой принадлежит самое подробное описание этого типа обуви, пишет, что «инкрустация подобных (но часто еще более высоких) котурнов костью и перламутром особенно характерна для крымских татар. В некоторых случаях под ступней обуви укрепляли металлические звенящие подвески». Учитывая, что Черкесия в Средние века имела длительные военно-политические отношения с Крымским ханством, а крымская элита посылала своих детей на воспитание к черкесским князьям на основании обычая аталычества, эта параллель неудивительна. Поскольку любая деталь костюма имеет не только прагматический, но и символический смысл, а также транслирует определенный объем информации о своем владельце, представляет интерес не только то, как делались пхъэцуакъэ, но и их культурный смысл. Часть образа Котурны были неотъемлемой частью образа девушки и женщины из благородного сословия. Так же, как черкеска и папаха обязывали мужчину к определенному типу поведения, к сдержанным жестам и тому, что называется «не терять лицо», так и котурны обязывали женщину к плавным движениям. На котурнах женщина словно смотрела на всех остальных сверху вниз и возвышалась над суетой. «За полдня полкомнаты проходила», — говорили о таких женщинах Евгении Студенецкой ее информаторы в 1950–1960-ее гг. По образному выражению одного из информаторов, «как мечеть над домами, княгиня над другими женщинами поднималась». В фольклорных текстах котурны символизируют высокий социальный статус, потеря которого символически передается через их утрату. Евгения Студенецкая приводит такие примеры: «Княгиня, взятая в плен, плачет: «Всю жизнь ходила я на ходулях, а теперь у ножек кровати кровавые слезы роняю». Ходули сравнивают с чудесным конем: «Конь — хуаре — мои ходули в засыпанной снегом траве потеряла». Черкесские девушки могли заимствовать пхъэцуакъэ специально для свадьбы, а женщины из высших сословий надевали их в любой ситуации, когда выходили из дома для торжественного события. История моды Откуда у черкесов такая необычная обувь? Это местная традиция или заимствование? Если это заимствование, то как и при каких обстоятельствах состоялся этот культурный транзит? На эти вопросы ученым-адыговедам еще предстоит ответить. Пока же ограничимся самыми общими замечаниями. Историки моды считают, что первая в мире платформа появилась в древнегреческом театре. В V в. до н.э. драматург Эсхил, которого справедливо называют «отцом трагедии», ввел в театральное представление определенные новшества: декорации, летательные машины, маски разных цветов и котурны. Котурны — очень высокие пробковые или деревянные подошвы, благодаря которым актеры были видны издалека всем зрителям древнегреческого театра. Чтобы не упасть с таких подошв, актеры во время спектакля опирались на трость. Обувь, напоминающая черкесские котурны, фиксируется в Европе в XIV–XVII вв. Это женская обувь на очень толстой подошве — чопины (цокколи или пьянелле). По одной из версий впервые они появились в Венеции, по другой — в Андалусии. Их популярность в Испании была настолько велика, что большая часть пробки в стране шла на производство обуви с платформой, достигавшей 50 см в высоту. Цокколи (название имитирует звук при ходьбе) позволяли женщине акцентировать свой социальный и культурный статус и в то же время уберечь платье от грязи и соли на дорогах средневековых европейских городов. Богатые венецианки заказывали свои цокколи у знаменитых мастеров, такая обувь отличалась не только экстравагантностью, но и дороговизной. Основу делали из дерева, из сосны, а затем обтягивали дорогими тканями — тонким шелком или бархатом. Изысканное серебряное кружево, драгоценные камни и шелковые кисточки завершали декорирование цокколи и делали обувь целым произведением искусства. Ходить в цокколи было неудобно, богатых женщин при этом поддерживали, как правило, две служанки. Однако в своей книге — руководстве по танцам «Благородство дамы» (Nobilità di dame, 1600) итальянский хореограф Фабрицио Карозо пишет, что женщине следует двигаться в чопинах «с изяществом, выразительностью и красотой», и тогда «ее танец расцветет». Обратите внимание на картину Витторе Карпаччо «Две дамы», написанную в 1510 г. и занимающую особое место среди коллекций венецианских музеев. В левом углу — пара дамских туфель, те самые цокколи. Сандалии на платформе — кабкабс — использовались и в Турции, и на арабс­ком Востоке — сначала только как банная обувь, а потом дамы стали носить их на улице в непогоду, как в Европе. Деревянные «kabkabs», или «nalins», отделанные серебром, когда-то защищали женщин от грязи и дискомфорта на мокрых, грязных восточных улицах и в горячей влажной бане. Название «kabkabs» происходит от звука, который они издавали, когда женщина шла по мраморному полу. В Средние века девушки были небольшого роста, и кабкабс, особенно свадебные, могли компенсировать этот нюанс. Кабкабс носили только женщины. Чем выше кабкабс, тем выше статус их хозяйки. Богатые женщины покупали кабкабс, инкрустированные перламутром, украшенные кожей, шелком или бархатом. Верх расшивался серебряной проволокой или золотом. В банях очень простые кожаные кабкабс в качестве сменной обуви также носили мужчины. Пока что вопрос о том, есть ли связь между черкесскими пхъэцуакъэ, европейскими цокколи и ближневосточными кабкабс, остается открытым. Однако не приходится удивляться, что современные черкесские девушки с легкостью ходят на огромных платформах. Еще бы — ведь их прапрабабушки умели покорять и не такие высоты.

Одно из наиболее значимых явлений черкесского средневековья - это существование Черкесского государства в Египте и Сирии в 1257-1517 гг. В источниках той эпохи Черкесское государство именуется так же и султанатом Черкесов. Этот султанат возник в результате длительного периода войн, охвативших Ближний Восток и Северную Африку в XII - первой половине XIII века. Две основные страны региона "Благодатного Полумесяца", как именовались эти земли арабскими географами, Египет и Сирия, являлись наиболее развитыми в экономическом отношении державами. По их территории проходили все основные торговые пути из Индии, Ирана и прочих азиатских стран в Европу. Начиная с 1099 года Сирия и Египет стали объектом экспансии так называемых крестоносцев - западноевропейских рыцарей. Все средиземноморское побережье Сирии, территория современного Ливана, Израиля, Палестины и части Иордании, было оккупировано крестоносцами, среди которых главенствующую роль играли норманны. Дабы оградить себя от этих грозных завоевателей, правители Египта, фатимидские халифы, и правители Сирии, сельджукские султаны, прибегли к услугам наемников черкесского и тюркского происхождения. В качестве эмиров и атабеков (главнокомандующих) черкесы и тюрки управляли этими странами и организовывали оборону от крестоносцев. Численность черкесских наемников, образовавших элитные военные подразделения египетской армии, особенно тяжелую кавалерию, возросла при аййубидских султанах Каира (1171-1249 гг). Эта династия была по происхождению курдской, и костяк армии при ней составляли курды и черкесы. В 1187 г. египетская армия, возглавляемая султаном Саладином (Салах-ад-Дином), разгромила объединенное войско крестоносцев у городка Хат-тин. В этой грандиозной по масштабам битве выдающуюся роль сыграли черкесские всадники во главе с эмиром Фахр-ад-Дин Черкесом. После смерти Саладина этот черкесский эмир занимал главенствующее положение в Каире и Дамаске, поскольку пользовался безоговорочной поддержкой армии. В 1199 году, по сообщению историка Рашид-ад-Дина, Фахр-ад-Дин, Черкес совершает государственный переворот, меняя неугодного ему султана-аййубида на другого - своего протеже. В 1230-х гг. на сирийско-египетский султанат Аййубидов накатывается волна хорезмийской, а вслед за ней монгольской агрессии. Роль черкесов, как защитников ислама, еще более возрастает и в 1250 году они совершают очередной государственный переворот и ставят у власти туркменского эмира Айбека: затем в 1257 году свергают и его. К власти на чрезвычайно длительный исторический период, вплоть до 1517 года, приходят черкесские султаны. В 1291 году они окончательно изгоняют с Ближнего Востока крестоносцев. На протяжении второй половины XIII - начала XIV вв. они ведут напряженную борьбу с монголами. В 1260 году у города Айн-Джалут в Палестине черкесская армия во главе с султаном Котузом наносит сокрушительное поражение монголам Китбуги. Новое вторжение монголов происходит при султане Калауне в 1281 г. Монгольская армия, поддерживаемая крестоносцами из орденов тевтонов, госпитальеров и тамплиеров, а также усиленная армянскими и грузинскими отрядами, возглавлялась искусным военачальником и потомком Чингиз-Хана Менгу-Тимуром. Предводитель телохранителей Калауна, эмир сотни Оздемир ал-Хадж, в ходе этого сражения убивает Менгу-Тимура и черкесы вновь одерживают победу. В 1303 году черкесы разбивают армию монгольского императора Газан-хана в битве на Сафарском поле к югу от Дамаска. Более монгольские армии не отваживались на вторжения в Сирию. В 1382 году к власти в Каире приходит эмир Баркук ибн Анас ал-Джеркаси по кличке "Малихук" (Пастух). В сравнении с большинством предшествующих ему правителей, Баркук отличался чрезмерно развитым национализмом. В его правление (умер в 1399 г) не только военные и высшие административные посты в государстве, но и все мало-мальски значимые должности были заняты черкесами. Политика Баркука вызвала возмущение среди местного населения и среди представителей военных элит нечеркесского происхождения - курдов, кипчаков, туркмен. Но Баркуку удалось подавить все мятежи. Его основным внешнеполитическим противником был знаменитый завоеватель Тамерлан. Баркук прославился еще и тем, что умертвил послов Тамерлана. Долгое время на северо-востоке Сирии между черкесами и отрядами Тамерлана происходили пограничные стычки. Тамерлан ненавидел Баркука, но так и не двинул свои войска против Каирского диктатора. XV век в истории черкесского султаната стал временем расцвета культуры. Возводились многочисленные архитектурные памятники, в большинстве своем сохранившиеся до наших дней. Но черкесы Египта были по-прежнему активны в военно-политической сфере. Так, в 1426 году флотилия под командой эмира Инала захватила остров Кипр, на территории которого черкесский десант разгромил последнее крестоносное воинство короля Жана де Лузиньяна. В 1485-1491 гг. черкесы трижды разгромили османские армии на территории современной Турции. В 1496 году, после смерти султана Каита (Куата), между различными черкесскими группировками Египта разгорелась кровопролитная война за власть. С небольшими перерывами эта междуусобица продлилась до 1501 года. Черкесские князья, властолюбивые и жестокие, ввергли подвластную им страну в хаос: сельское хозяйство и торговля пришли в упадок, а в армии царила анархия. Правление султана Кансава ал-Гаури ибн Биберда (1501-1516 гг.) несколько стабилизировало ситуацию. Черкесский султанат все еще казался европейцам и османам могущественной военной державой. В правление Кансава ал-Гаури Каир посетило огромное число иностранных посольств - из Франции, Испании, Португалии, Генуи, Венеции, Турции, Ирана, Грузии и т. д. Но оказалось, что запас прочности черкесского султаната был исчерпан. Местное население, большинство которого составляли арабы, ненавидело черкесов как узурпаторов власти, как "плохих мусульман". Арабы ждали османского вторжения как своего избавления от вековой тирании. И когда в 1516-1517 гг. произошла вторая османо-черкесская война до конца преданными режиму оказались только сами черкесы. Из-за предательства сирийских наместников - Хаирбея или Каирбека, наместника Халеба (Алетшо) и Джанберди ал-Газали, наместника Дамаска, армия султана Кансав ал-Гаури потерпела сокрушительное поражение от османов Селима 1 на Дабикском поле (24 августа 1516 г.). Одной из основных причин Дабикского поражения было отсутствие в черкесской армии огнестрельного оружия - аркебузов и пушек, которыми сплошь была вооружена армия османов. Черкесские рыцари пренебрегали огнестрельным оружием и считали его "оружием слабых". "Никто из черкесов, - пишет очевидец этого сражения Ибн Зунбуль, автор сочинения "Фатх Миср" ("Завоевание Египта"), -не был убит саблей или копьем, все они погибли от ядер и пуль". Племянник Кансава, Туманбей, был избран султаном. На протяжении осени 1516- весны 1517 г. он дал несколько неудачных сражений османам и был казнен 13 апреля 1517 года в Каире. Тем не менее, история черкесского присутствия в Египте на этом не закончилась. В качестве вассалов Стамбула черкесские эмиры управляли этой страной вплоть до 1811 года.

Кто из нас, женщин, не любит полистать на досуге толстые модные глянцевые журналы, закутавшись в теплый плед с чашечкой кофе? Глянец — это девичьи грезы о dolce vita, путеводитель по красивой жизни, по стилю, а качественный глянец — это еще и масса полезных статей о том, что читать, какие страны выбрать для путешествий, как вести себя в мишленовском ресторане и многое другое. Эстетика модного глянца Такие гиганты глянца, как Vogue, Esquire, Elle, Har­per’s Bazаar, история которых насчитывает полтора столетия, яв­ляются визуальным про­дуктом, отражающим раз­личные эпохи, и подобны барометру, тонко чувствующему колебания в социуме… Особое место в эстетике модного глянца занимают обложки. Это лицо журнала, как та вешалка, с которой начинается театр. Культовые обложки становятся частью истории моды и воспринимаются как объекты искусства. Тем интереснее разобраться, почему на обложке декабрьского номера американского журнала Harper’s Bazаar 1915 года изображена танцующая черкесская пара? Harper’s Bazаar впервые вышел в свет в 1867 году. Это первый американский модный журнал, гигант модной индустрии, и то, что публиковалось и публикуется на его обложке, всегда было и есть качества «премиум». На обложке декабря 1915 года — рисунок блистательного театрального художника Леона Бакста: пара, застывшая в балетном па, и надпись на французском — Dance Guer­rière Cau­casienne («кав­казский воинский танец»). Что связало воедино американский модный глянцевый журнал Леона Бакста, гениального художника дягилевских «Русских сезонов», и изображение танцующей черкесской пары? И хотя надпись на обложке гласит, что это кавказский танец, в характерных деталях костюма (знаменитые высокие девичьи шапочки, нарукавники, газыри и многое другое) и доминирующем красном цвете, символичном и знаковом именно для черкесского княжеского костюма, нетрудно узнать черкесские мотивы. Дягилев, Бернейс и обложка журнала Черкесская пара на обложке Harper’s Bazaar, напечатанной более 100 лет назад, связала воедино историю Русского балета, историю пиара, музыку Балакирева и гений художника Бакста Итак, отправимся в Америку начала ХХ века, в 1915 год. В это время великий импресарио Сергей Дя­гилев планировал транс­американское турне для своего Русского балета. Для информирования пуб­лики и продвижения проекта Дягилевым в США был нанят 23-летний Эд­вард Луи Бернейс, выпускник факультета сельского хозяйства Кор­неллского университета. Обложка с черкесской парой — это часть масштабной пиар-кам­пании, с которой прекрасно справился Эдвард Бер­нейс. Это сейчас работы Бернейса считаются классикой пиара и изучаются студентами, а в ту пору он взялся за задачу, казалось бы, непосильную для начинающего специалиста. Бернейс писал: «Я взялся за работу, о которой не знал ровным счетом ничего. По сути, я был абсолютно равнодушен к балету». Его задачей было подготовить американскую публику к турне русских танцовщиков, уже покоривших избалованных европейцев. В проекте Дягилева творили звездные хореографы и танцоры, среди которых были Вацлав Нижинский и Леонид Мясин, художники Леон Бакст и Александр Бенуа, легендарные композиторы Рихард Штраус, Сергей Прокофьев, Клод Дебюсси. Сложностей добавляло то, что в начале ХХ века американцам балет был неинтересен, мужчины в трико воспринимались как нечто нелепое и даже недостойное вкуса приличной публики. Бернейс стал продвигать русский балет как новое течение в искусстве. Он решил, что балет может быть привлекательным для отдельных социальных групп и надо только найти свою аудиторию. Наконец, балет может «оказать непосредственное влияние на американскую жизнь, на стиль, дизайн и цвет американских товаров», — цитирует маститого пиарщика сайт «The Museum of Public Relations». Бернейс начал с газет и создал то, что сейчас называется пресс-релиз. Журналисты получили тексты с фотографиями и рассказами о балетных танцовщиках, костюмах и композиторах. А женские журналы получили статьи о балетных костюмах, тканях и модных моделях. Следующий шаг Бернейса — это получение доступа к журналам, выходившим к открытию турне. Бернейс написал статьи для каждого издания. О будущем турне Русского балета писали все известные американские периодические издания, среди которых Harper’s Bazaar, The Independent, Vanity Fair, Vogue и другие. При этом Бернейс предлагал журналам статьи, соответствующие их профилю. Женские журналы получали статьи о красоте балетных костюмов, балерин, декораций. В мужских журналах можно было прочесть о физической подготовке танцовщиков. А изданиям, ориентированным на искусство, Бернейс предлагал материалы о композиторах и художниках, работавших над созданием спектаклей. И наконец, свою порцию материалов получала и «желтая» пресса: истории о жизни танцовщиков накануне русского турне не сходили с ее полос. Раскручивая турне Дягилева, Бернейс осуществил рекламный прорыв — он привлек к кампании не только СМИ, но и производителей различных товаров и магазинов. Ему удалось убедить американских производителей, что декорации и наряды Русского балета содержат будущие модные тренды. С легкой руки Бернейса американские производители выпускали товары, вдохновленные цветом и дизайном балетных декораций и костюмов, а магазины рекламировали их. Этот стиль стал настолько популярен, что продажи в магазинах на Пятой авеню зажили своей жизнью и росли уже без вмешательства Бернейса. Коммуникационная стратегия Бернейса пол­ностью оправдалась. Рус­ская труппа, еще недавно совершенно неизвестная американской публике, сходила с палубы корабля в порту Нью-Йорка под аплодисменты восторженной толпы. Билеты были распроданы задолго до открытия тура, а у маленьких американок появилась заветная мечта стать балеринами. Американцы никогда больше не воспринимали балет и танцы как нечто, не заслуживающее внимания. В рамках своей кампании Бернейс придумал размещать анонсы на обложках, и именно так черкесская пара, специально нарисованная Лео Бакстом, появилась на обложке Harper’s Bazaar. «Исламей» Балакирева и «Тамара» в оформлении Бакста Harper’s Bazaar на своей обложке анонсировал балет «Тамара» на музыку Милия Балакирева, привезенный в США Дягилевым в числе других. Балет, основанный на стихо­тво­рении Лермонтова о грузинской царице Тамаре, в сочетании с музыкой Балакирева должен был потрясти американскую публику. Известно, что Балакиреву была знакома черкесская тема. «Восточная фантазия» на тему кабардинского танца «Исламей», написанная им в период подготовки к сочинению «Тамары», стала одной из вершин всего его творчества. «Исламей» — это очень технически сложное фортепианное произведение, занявшее особое место в истории фортепианного искусства. Балакирев ездил на Кав­каз трижды (1862, 1863, 1868). Композитора влекла на Кавказ и тема горского свободолюбия, воспетая Лер­монтовым, и природная мощь гор, и необузданность рек, и сдержанность и высокая культура местных горцев. Летом 1862 года Ба­лакирев впервые по­бывал на Кавказе. В письме к В.В.Ста­сову он писал о своей поездке в Пя­тигорск: «…Дышу Лер­монтовым…. Кроме того, мы совпадаем во многом, я люблю такую же природу, как и Лермонтов, она на меня так же сильно действует, черкесы точно так же мне нравятся, начиная от их костюма (лучше черкесского костюма я не знаю)». Он отдыхал в Пя­тигорске, Кисловодске, Же­лезноводске. В Кис­ловодске дал несколько концертов. Балакирев записывает горские мелодии, изучает народные инструменты. О возникновении «Ис­ламея» Балакирев писал немецкому критику, пропагандисту русской музыки Э.Рейсу: «Пьеса эта случайно задумана на Кавказе, куда мне пришлось съездить лета три подряд в конце 60-х годов. Интересуясь тамошней народной музыкой, я познакомился с одним князем, который часто приходил ко мне и играл на своем инструменте, похожем отчасти на скрипку, народные мелодии. Одна из них плясовая, называемая «Исламей», мне чрезвычайно понравилась, и ввиду приготовления себя к сочинению «Тамары» я занялся обработкой его для фортепиано». Балет «Тамара», привезенный в Америку Дя­гилевым, состоял из серии вариаций на одну тему. Массовые кавказские танцы создавали особую энергетику, а в ритме слаженных движений отражалась энергетика горцев Кавказа. Лео Бакст писал декорации к «Тамаре» и отнесся к своей задаче серьезно, ездил на Кавказ. Как писали критики, не­ис­то­вые пляски в «Тамаре» и декорации Бакста были абсолютно органичны. Не исключено, что реклама русских сезонов в Harper’s Bazaar сыграла свою роль в оглушительном успехе Русского балета в США в сезоне 1915–1916 годов. Так черкесская пара (как обобщенный образ Кавказа) на обложке Harper’s Bazaar, напечатанной более 100 лет назад, связала воедино историю Русского балета, историю пиара, музыку Балакирева и гений художника Бакста. Газета СА

Управляющий отделением СФР по Республике Адыгея Хамид Мешлок: - "Региональные отделение СФР и Общественной организации ВОРДИ - «Всероссийской организации родителей детей-инвалидов и инвалидов старше 18 лет с ментальными и иными нарушениями, нуждающихся в представительстве своих интересов» связывает уже многолетнее сотрудничество. Взаимодействие ОСФР по Республике Адыгея с представителями отделения ВОРДИ в регионе осуществляется в режиме «он-лайн», что позволяет оперативно решать вопросы предоставления мер государственной поддержки конкретному человеку, семье, оказывать необходимую практическую и консультативную помощь. Сегодня эта работа касается реализации положений пенсионного законодательства, нормативных правовых актов социального страхования, направленных на улучшение качества жизни семей, воспитывающих детей - инвалидов: – установление социальной пенсии по инвалидности, - предоставление льготы по досрочному выходу на пенсию одному из родителей инвалидов с детства, - назначение ежемесячной денежной выплаты (ЕДВ) и набора социальных услуг (НСУ), - распоряжение средствами материнского (семейного) капитала на социальную адаптацию и интеграцию в общество детей-инвалидов, - обеспечение техническими средствами реабилитации, протезами и протезно-ортопедическими изделиями; - предоставление путевки на санаторно – курортное лечение и бесплатного проезда к месту лечения и обратно, - осуществление ежемесячных выплат трудоспособным лицам, осуществляющим уход за детьми – инвалидами в возрасте до 18 лет или инвалидами с детства I группы. Вместе с тем, государство постоянно реализует мероприятия по развитию системы социальной защиты и социальных гарантий в отношении этой категории граждан нашей страны. В июне 2023 года президент России В.В. Путин в ходе участия в Петербургском международном экономическом форуме предложил изменить условия финансовой поддержки россиян, которые ухаживают за детьми-инвалидами. Он обратил внимание, что такие родители и опекуны не могут дополнительно зарабатывать, потому что любая занятость исключает получение пособия от государства. Во исполнение поручения президента Минтрудом России разработан нормативный акт, который вводит понятие «частичная занятость» и позволяет родителям, которые ухаживают за детьми с ограниченными возможностями здоровья, работать и продолжать получать пособие. Этим документом с 1 января 2024 года введены в действие новые правила назначения ежемесячной компенсационной выплаты родителям и опекунам, которые ухаживают за детьми с инвалидностью или инвалидами с детства I группы (Постановление Правительства РФ от 07.02.2024 N 134 "О внесении изменений в некоторые акты Правительства Российской Федерации"). Теперь она может быть установлена гражданам, которые не только ухаживают за детьми, но и работают по трудовому договору на условиях неполного рабочего дня, в том числе дистанционно или на дому. До этого выплата назначалась только трудоспособным неработающим родителям или опекунам. При установлении ежемесячной выплаты родителям (усыновителям) или опекунам (попечителям) необходимо подтвердить факт осуществления трудовой деятельности в режиме неполного рабочего времени. Размер выплаты составляет 10 000 рублей. Периоды ухода за нетрудоспособными гражданами засчитываются в стаж и увеличивают пенсионные коэффициенты, от суммы которых зависит размер будущей пенсии. Полный год ухода дает 1,8 коэффициента и год стажа. С 1 сентября 2023 года вступило в силу Постановление Правительства РФ от 6 мая 2023 года №714, дающее родителям детей-инвалидов право «копить» дополнительные выходные дни в течение года, чтобы в дальнейшем использовать их в рамках дополнительного отпуска (до 24 дней подряд). Ранее один из родителей получал четыре выходных дня в месяц, и они не накапливались. Использовать их может как один из родителей, так и оба, разделив их между собой. Это позволит более качественно и комплексно проводить реабилитацию детей-инвалидов в удобное для родителей время. Как и все нововведения, эти изменения законодательства вызывают вопросы у граждан, непосредственно имеющих право на предоставление социальных гарантий, которые ими вводятся, требующие дополнительных разъяснений. Поэтому по инициативе ОСФР по Республике Адыгея совместно с нашими социальными партнерами - Государственной инспекцией труда в Республике Адыгея и Региональным отделением Республики Адыгея Общественной организации ВОРДИ сегодня и проводится такой тематический круглый стол.

Отделение Социального фонда России по Республике Адыгея оказывает особое внимание участникам специальной военной операции и напоминает о ряде социальных выплат и льгот, положенных военнослужащим и их семьям. При оформлении мер соцподдержки сотрудники ОСФР по Республике Адыгея обеспечивают комфортные условия реализации прав, оказывая всю необходимую помощь Летом 2023 года между Отделением СФР по Республике Адыгея и региональным отделением фонда "Защитники Отечества" было подписано соглашение о взаимодействии. В рамках сотрудничества специалисты Отделения консультируют граждан о полагающихся им выплатах и льготах по линии Социального фонда. Такой формат совместной работы позволяет ускорить процесс оформления госуслуг мобилизованным добровольцам и их семьям. Семьям военнослужащих Отделением СФР пособия на детей участников СВО назначаются в упрощенном порядке – без учета дохода мобилизованного. В частности, при оценке нуждаемости семьи при установлении единого пособия и ежемесячного пособия при рождении первого ребенка не учитываются доходы граждан, призванных по частичной мобилизации. Если за выплатой семья не обращалась в прошлом году, то она назначается с даты мобилизации члена семьи. Если на момент призыва на срочную службу супруга мобилизованного гражданина находилась в ожидании ребенка, то такой семье будет выплачено единовременное пособие беременной жене военнослужащего, призванного на срочную службу. Размер пособия в текущем году составляет 36 278,84 рубля. С подробной информацией о мерах социальной поддержки участникам СВО и их семьям можно ознакомиться на сайте sfr.gov.ru. По всем возникающим вопросам военнослужащие, ветераны боевых действий и члены их семей также могут обратиться к специалистам Отделения СФР по Республике Адыгея по единому телефону горячей линии: 8-800-200-01-48 в рабочие дни с 9:00 до 18:00.

Для удобства граждан государство принимает меры по утверждению единого порядка установления и выплаты пособий на детей. Одна из таких мер - введение с начала 2023 года ежемесячного пособия в связи с рождением и воспитанием ребенка (единого пособия). Единое пособие может быть установлено семье на детей и беременной женщине при постановке на учет в ранние сроки беременности. Управляющий отделением СФР по РА Хамид Мешлок: - В 2024 году получателями ежемесячного пособия в связи с рождением и воспитанием ребенка в Республике Адыгея являются 6 760 семьи, в отношении 12 486 детей и 268 беременных женщин. Размер ежемесячного пособия в связи с рождением и воспитанием ребенка составляет 50, 75 или 100% прожиточного минимума для детей в регионе в зависимости от доходов семьи. Постановлением Кабинета Министров Республики Адыгея установлена новая величина прожиточного минимума с 1 января 2024 года - 12 912 руб. На детей выплата составит от 6,5 тыс. до 12,9 тыс., для беременных женщин пособие в составит от 7,2 тыс. до 14,4 тыс. рублей в месяц. Пособия, которые были назначены ранее уже проиндексированы семьям беззаявительно. На сегодняшний день общая сумма выплаченных средств по единому пособию составила 1 млрд. 106 млн. 400 тыс. рублей. С начала года Отделением СФР по Республике Адыгея принято 18 825 обращений за единым пособием, принято положительных решений – 6 959 (38,84 % от общего числа обращений), решений об отказе – 10 959 (61,16% от общего числа обращений). Для получения единого пособия нужно подать электронное заявление через портал госуслуг, либо обратиться в клиентскую службу Социального фонда России по месту жительства, также заявление можно подать через МФЦ. Фонд самостоятельно запросит необходимые для назначения пособия документы в соответствующих органах. Для тех, кто подает заявление на выплату впервые, напоминаем, что ежемесячные пособия назначаются исходя из комплексной оценки нуждаемости. Это значит, что помимо доходов учитывается и имущество. Среднедушевой доход семьи в 2024 году не должен превышать величину прожиточного минимума на душу населения, установленного в регионе. Напомним, что для удобства родителей большинство детских пособий СФР выплачивается в единый день. Каждое 3-е число приходят средства на детей за прошедший месяц. В единый день доставки перечисляются безналичные выплаты, т.е. получателям через кредитные организации (банки).

«В ашельское время (150-100 тысяч лет тому назад – А.К.), – отмечают П. Кожин и Б. Фролов, – люди широко пользовались благодатным огнем, защищавшим их от холода, сырости и свирепых зверей. Следы костра обнаружены в Кударо 1, а отдельные угольки – в слое Среднехаджохского поселения. В связи с подобными фактами, ученые предполагают, что мифы о Прометее, доставившем человеку огонь (или Саусэрука, который принес нартам огонь – А.К.) «сложились задолго до возникновения людей современного типа (homo sapiens), на стадии неандертальца или питекантропа» [1: 39]. Это свидетельствует об архаизме мифоэпической традиции, всего устно-поэтического творчества адыгского народа. В адыгской мифопоэтике среди мифологем самые многочисленные – это мотивы. Рассмотрим некоторые из них, наиболее архаичные: мотив противодействия богам, богоборчество, мотив уязвимого места на неуязвимом теле, мотив умирающей и воскресающей природы, а также мотив наездничества. Последний связан тем, что каждое новое поколение вносило в адыгскую мифопоэтику свои мотивы, которые отразили поздние условия жизни и взаимоотношения в обществе.Мотив противодействия богам. БогоборчествоВ отличие от мифического героя, эпический герой, защищая интересы людей на земле, начинает противиться богам. В этом благородном деле герой чаще всего побеждает. И поучительно в этом плане предание о том, как нарт Пэтэрэз смог одолеть злого бога Пако и прогнать его с горы Ошхамаф. Пако обиделся на нартов за то, что они перестали делать ему подношения как божеству и унес их огонь очага. Нарты попросили своего предводителя Насырэн жача отправиться к нему и попросить вернуть огонь. Насырэн поднялся на священную гору, и Пако за такую дерзость приковал его к горе. Много нартов погибло в стремлении освободить своего предводителя, и только отважный Пэтэрэз смог убить всех помощников Пако, прогнать его и вернуть огонь и Насырэна. Пако перебрался на небе и там построил себе дворец. Следующий герой Орзэмэс не только поднялся в небо вслед за ним, но и смог убить злого бога [2: Т.1, 109-113; Т.7, 121-124].Хотя Насырэн жач восстал против злого бога в защиту людей, часть нартского общества, опасаясь мести Пако, осуждала Пэтэрэза, затем Орзэмэса, а также и Насырэна за то, что они противились и восстали против бога. В предании «О восставшем против Бога» Насырэн осуждается, в нем говорится, что в хачещах (гостиных) не приветствовались рассказы о Нэсырэне – «старике, посмевшем выступить против бога». Он, мол, возгордился, посмел противиться богу, и начал вмешиваться в дела Всевышнего. Но когда злой Пако был побежден, нарты собрались на санопитие и произносили тосты в честь победителей.Иными выступают многие богоборцы в адыгских мифо-эпических повествованиях о прикованных титанах. Они представлены получившими наказание за то, что ослушались Всевышнего, начали соперничать с ним. Приведем для примера предание, которое в ХIХ веке опубликовал на страницах газеты «Кавказ» С. Хан-Гирей. «Предание повествует, что на вершине снежного Эльбруса за какие-то грехи прикован один великан, – пишет автор. – Когда он пробуждается от оцепенения, то спрашивает у своих стражей: «Растет ли еще на земле камыш, и родятся ли ягнята?» Безжалостные стражи отвечают: «Камыш растет, и ягнята родятся». От такого ответа великан приходит в бешенство, рвет свои оковы, и тогда земля дрожит от его движений, цепи брызжут молниями и грохочут громами; его тяжкое дыхание – порывы урагана, стоны – подземный гул; бурная река, вырывающаяся из подножия Эльбруса, – его слезы» [3]. Через сто с лишним лет была записана «Легенда о восставшем против Бога» от сказителя Ибрагима Хушта. Если в первом предании прикованного титана охраняли жестокие стражи, которые не выпускали его, здесь титана охраняет преданная собака, которая хочет освободить его и пытается перегрызть цепи.«Говорят, что наты (нарты – А.К.) выступали против бога, – поведал сказитель. – Легенду о нате, который было, восстал против бога, слышал я часто. Он стал сквернословить на бога, этого не стерпел бог, и его ангелы приковали, наложив на него цепи… Около ната сидит собака, верная ему, охраняет. Она беспрестанно цепи грызет, бывает, почти перегрызет. Но слышатся удары о наковальню, и железная цепь вновь утолщается. Тогда с криком «Ха-Хай» нат начинает бушевать – дождь льет, гром гремит. Когда железными цепями о цепь бьет – и молнии блещут, когда с шумом «па-аф» изрыгает воздух – сильный ветер дует, резко встряхнув себя – заставляет гору вздрогнуть, с шумом «пхып-хыпх» камни большие спускает сверху. Люди не хотят, чтобы цепь была перегрызена собакой; они боятся и говорят, что если перегрызет, как Телаль, он явится на землю, уничтожит благочестие Бога, мир перевернется и рухнет.Делать трехкратные удары по наковальне, а также по лемеху еще осталось в традициях адыгов. Во время чапща (развлечения больного) перед кроватью и сейчас кладут лемех и молоток. При посещении его каждый подходит к лемеху, берет молоток, делает три удара по нему и желает больному благополучного выздоровления; при первом посещении кузни и перед уходом производили удары молотом по пустой наковальне; адыги имели «отэо маф» (день удара молотом), при котором, поочередно произведя удары по наковальне, первый говорил: лъыгъэкIуат («подвинь дальше!»), а другой екIотэх (спусти ниже!»). Всем этим люди хотели «отодвинуть от себя бедствие» [2: Т.7, 14-15].В следующем предании «О джигите, прикованном к горе», опубликованном в военном сборнике в 1880 году, Бог наказывает человека, который сделал для людей немало: научил их добывать огонь, железо. Но это его не спасло – за то, что он начал считать себя равным богу, тот его наказал. «Некогда в горах жил сильный человек, – повествуется в предании. – Все ему удавалось: научил людей высекать огонь из кремня, добывать железо, «забыл только Богу молиться, стал думать, что равен ему. За такое вольнодумие Бог приковал его к вершине скалы. Около него два орла летают, по очереди на него садятся и грудь ему клюют» [4: 307-309]. Надо отметить, что мотив приковывания титана-богоборца встречается не только в нартских преданиях и пщынатлях, его можно обнаружить и в различных сказаниях и сказках. Но прикованный уже не человек, а мифическое существо – великан, например, Мэзитленук, антипод бога охоты, леса и диких зверей Мэзитха. Предания о прикованных титанах известны и другим народам Кавказа, они встречаются у абхазов, армян, грузин, и это сходство свидетельствует о родстве кавказских народов, близости их культуры.Мотив уязвимого места на неуязвимом телеМотив уязвимого места на неуязвимом теле в эпосе, прежде всего, увязывается с именем Саусэрука. Нарт Тлепш взял пылающего жаром младенца Саусэрука щипцами и окунул его семикратно в кадку с водой. В стальном теле неуязвимого Саусэрука уязвимым осталось место, которое держал щипцами кузнец. А какое это было именно место, в мифоэпических повествованиях нет единого мнения. В предании «Рождение Саусэрука» повествуется, что Тлепш железными клещами схватил ребенка за оба бедра и семь раз окунул в воду…, сделал семикратную закалку… Тело его стало крепким как сталь. Но его бедра, за которые (он) держал железными клещами, остались мягкими, как у обыкновенного человека» [2: Т.2, 31-32]. В другом предании по просьбе матери Сэтэнай гуащ нарт Чэлэхсэт отнес родившегося Саусэрука нарту Тлепшу. Тот «оба колена схватив щипцами, семикратно закалил ребенка» [2: Т.2, 33]. Представители сирийской черкесской диаспоры считают, что «кузнец закалил нарта Саусэрука, взяв его за левое колено» [5]. А в абхазском варианте предания «Рождение Сасрыква», уязвимым местом неуязвимого тела нарта была правая нога.Ж. Дюмезиль, записавший предание о рождении Саусэрука среди черкесов Измита в Турции в 30-х годах прошлого века, также считает, что уязвимым местом на теле Саусэрука были колени. Сказители сообщили ему, что конь Саусэрука Тхожий, в тело которого не входили стрелы, имел одно уязвимое место – копыто. «Стрела… ударит лошадь Саусырыко под копыта и… лошадь упадет. Это и произошло» [6: 17-18]. Нартские предания, записанные в Адыгее, подтверждают подобные детали и уточняют, кто предупредил нартов о наличии уязвимого места в теле Саусэрука и его коня. Это была женщина уд, которая перевоплотившись в золотой шлем, сделала так, чтобы его подобрал Саусэрук, подслушала разговор коня и всадника об их уязвимых местах и услышанное передала врагам Саусэрука.Убых Тевфик Эсенч Зенфу из турецкого селения Хаджиякуб считал, что «Тлепш кузнечными щипцами взял новорожденного за бедра и окунул три раз в воду» [7].Эпический мотив уязвимого места в неуязвимом теле похож на осетинский в сказании о Сосрыко. Уязвимым местом осетинского нарта Сосрыко оставались «колени, которые были согнуты у новорожденного Сосрыко во время его закаливания» [8: 28-35]. У греческого Ахилла, героя Троянской войны уязвимым местом на теле была пятка, за которую его держала мать – морская богиня Фетида, когда она окунала его в подземную реку. Троянский царевич Парис пустил стрелу, а бог Апполон направил ее в пятку Ахилла. Так был убит Ахилл. А на Саусэрука накатили острое железное колесо, и оно отрезало ему ноги. Но герой остался в живых.В предании отмечается, что когда Саусэрук упал, к нему подскочил Тхожий и сказал: «Возьми отрезанные ноги, положи их за пазуху и садись на меня!». Саусэрук сел на коня, но, увидев, что конь мчится от врагов домой, крикнул: «Ты куда бежишь? Враги мои там, мои ноги отрезало, но руки остались, я могу держать свой меч!». Тхожий знал, что Сэтэнай гуащ сможет прирасти ноги Саусэрука к телу, поэтому он хотел отнести нарта к матери. Если в египетской мифологии убитого Осириса собирает шакалоголовый бог Анубис, то в некоторых нартских преданиях Сэтэнай гуащ «…прослышав, что ее сын Сосруко убит, отправляется в путь на поиски сына и вскоре находит части его тела. Она собирает их вместе и, обмыв утренней росой, оживляет сына» [9: 128]. То есть Сэтэнай гуащ обладала не только чудесной способностью «прирастить» к туловищу отрезанные ноги Саусэрука, но даже оживлять умершего.Однако на этот раз Тхожий не смог спасти нарта Саусэрука. Враги знали об уязвимом месте Тхожия – они рассыпали острые камни, которые он не смог преодолеть. Тогда он сказал: «Я больше тебе не смогу пригодиться. Убей меня и прикройся моей шкурой, и ты будешь защищен от оружия твоих врагов». Саусэрук семь дней, прикрываясь шкурой Тхожия, оборонялся, и никто из его врагов не смог к нему подойти «на расстояние вытянутой руки с мечом». Тогда его закопали живым.Мотив умирающей и воскресающей природыСаусэрука закопали живым и отправили его в Хадрыхэ – мир мертвых, но он и там не умер. Он остался в зоне, где «прибывает», все «развивается», продолжается жизнь. И, каждую весну, когда «дунай (мир) одевается в зелень и оживляется пением перепелок, слышится голос из-под земли:«Когда небо синее,Когда земля зелена, –Подняться бы на семь дней, –Появиться бы на дунай,Глаза моих недруговВсем я вырвал бы,На земле стоящий мракЯ рассеял бы!» [2: Т.1, 127].Саусэрук может рассеять мрак, ведь он же имеет эпитеты «солнечный», «солярный», иногда «огненный», и его имя связано часто с Солнцем, со светом. Как «солнечный» нарт он способствует вызыванию дождя во время засухи. Для этого нужно было рассказать предания о Саусуруке. Его образ амбивалентен. Недруги боятся его воскресенья, они говорят: «если нарт Саусэрук вернется на наш дунай, земля потеряет свой «жир» (плодородие) [10: 146-153]. Мотив умирающей и воскресающей природы наблюдается также в преданиях, где фигурируют нарт Ащэмэз, его невеста Афэмыд и бог плодородия Тхагэлэдж. Ащэмэз, хоть и был еще совсем молод, смог отомстить за отца и победить грозного Тлечуц жача. В поединке вначале сильнее оказался Тлегуц жач, он привязал к коню раненного, потерявшего сознание Ащэмэза и приволок домой. Жена Тлегуч жача втайне от мужа вылечивает нарта. По одной версии Ащэмэз даже умер, и жена Тлегуц жача камнем-оселком воскрешает его [11: 28]. Ащэмэз был храбрым и отважным, не раз уходил в походы с нартами, но один случай изменил его жизнь – в пути его застала гроза, и он лег под деревом отдохнуть. Во сне он услышал чудные мелодии – их создавал ветер, проходя сквозь отверстия, проделанные червями на ветке, сбитой с дерева ветром. Ащэмэз вырезал из ветки себе къамыл (камыл – своеобразная флейта) и начал наигрывать все мелодии, создаваемые природой. Он научился понимать язык зверей и птиц, разговаривал с ними, так он сблизился с окружающей природой.Но не этим камылем он влиял на природу и погоду. У него был камыл, который он получил в дар от бога плодородия Тхагэлэджа. Камыл был двух цветов – белого и черного. Когда Ащэмэз играл белой стороной, вся природа оживала:«Русло сухое наполняется рекою,Море наполняется водою,Травы и лозы,Скованные морозом,Оживают, распускаются почки».Когда враги нападали на страну нартов, Ащэмэз начинал играть черной стороной и вся природа «умирала», мороз все сковывал, замерзали реки и моря, дул сильный ветер, и врагам ничего не оставалось, как повернуть назад. Зная о волшебном свойстве камыла Ащэмэза, дракон из подземного царства, воспользовавшись тем, что мужчины нартов ушли в поход, украл невесту Ащэмэза и камыл. Поднявшись в небо, дракон начал дуть в камыл с черной стороны и на землю нартов пришли холода и голод, затем такой зной, что вся вода испарилась. Лишь когда нартские витязи нашли и убили дракона, забрали Афэмыда и камыл, Ащэмэз своей игрой на камыле смог вернуть мир и гармонию нартской земле.Мотив умирающей и воскресающей природы имел отношения и к Тхагэлэджу. Он не только подарил Ащэмэзу волшебный камыл, но он покровительствовал растительному миру, в том числе и деревьям. Они «умирали» зимой, и воскрешались весной.Мотив умирающей и воскресающей природы наблюдается и в предании о Самгуре – орле титане [12: 166]. Самгур обладал способностью видеть прошлое и будущее. Когда он поднимался в небо, от взмахов его крыльев начиналась буря, волны моря закипали до самого дня и все звери и птицы в панике прятались, а цветы опускали свои головки. Но по велению Тхэшхо природа вновь оживала: небо прояснялось, Солнце выходило в зенит, лес наполнялся душистым дыханием оживших цветов [13: 117].Мотив наездничестваМотив наездничества, связанный с покровителем всадников Шыузэрещем, а также с богом наездников Зекуатх, является одним из компонентов адыгской культуры, базирующейся на элементах физического и духовного воспитания молодежи. В наезднической культуре был и особый танец Шыгъэудж, посвященный Солнцу.«Важное место в нартских сказаниях занимает поход, – отмечает А. Гутов. – Кавказские народы, в том числе и адыгские, на протяжении веков подвергались множеству неприятельских нашествий; несмотря на это, мотивы защиты родины в героических сказаниях не занимают большого места. Лишь в цикле Бадиноко сказание о его рождении начинается с нашествия вражеского племени… Не только с неродственными племенами-соседями, и разные адыгские племена между собой жили далеко не всегда мирно... такое положение могло способствовать бытованию сюжетов о вражде, соперничестве, распрях между нартами. Отсюда же, очевидно, и истоки мотивов о набегах, которые устраивались не только на дальние, неродственные племена. В этом отношении географическую локализацию действий в эпосе скорее следует понимать как метафору, соответствующую эпическому размаху сказаний. Для того, чтобы охватить местом действия пространство, например, между Кубанью и Волгой, достаточно и необходимо, чтобы названия отдаленных местностей были известны слушателям, создавали картину эпического масштаба и вызывали восхищение героем, который преодолевает это расстояние. Основное содержание героических сюжетов (борьба и победа), как правило, находит свое решение в сцене сражения, которая является одной из форм конкретного выражения центрального сюжетообразующего мотива» [14: 59].Адыги себя считают потомками легендарных нартов – отважных и храбрых рыцарей, чьи образы восходят к архетипам воинов-героев, проводивших жизнь в походах и набегах, в постоянном противостоянии с врагами. Они остались в памяти народа непобежденными и непокоренными, примером любви к своему Отечеству. Нарты проводили жизнь в постоянных состязаниях, поединках, в стремлении стать лучше, выше других, что нашло свое яркое отражение в нартских преданиях. Саусэрук, Шэбатынук, Хымыщ, его сын Пэтэрэз, Шэуай, Ащэмэз и другие нарты были искусными наездниками, доблестными воинами. Главным в воспитании нартов, а затем и их потомков черкесов, считалось подготовка мужественных, сильных телом и духом мужчин, способных безмолвно переносить любые испытания. Несгибаемый дух народа, воля к жизни, готовность пожертвовать жизнь для своей Отчизны делали нартов и их потомков рыцарями Кавказа.Сила духа становилась превыше всего. Народ мог жить полнокровной жизнью в своих прекрасных празднествах или достойно, с мужеством переносить все тяготы жизни. Это называлось шэтапкъэ (испытание), испытание и радостью и горем. Молодежь, воспитанная в школе народного воспитания хьакIэщ (гостиная), где она слышали о подвигах нартов, других героев, о беспредельной преданности Отчизне, стремилась быть похожей на них.Мурат Яган в своих воспоминаниях описывал как кавказская диаспора, в частности черкесы, учили его быть сильным и телом и духом, и он познавал азы искусства боя. «Два с половиной месяца я провел в кабардинском поселке в Анатолии, – писал он. – Тамошние жители с давних времен отличаются благородством манер и в совершенстве владеют искусством верховой езды; в конце семнадцатого века они были учителями казаков, поселенных в районе Дона и Днепра русским царем Петром Великим. Кабардинцы обучали их ездить верхом и биться на саблях. Я тоже прошел у них курс обучения верховой езде и сабельному бою» [15].Черкесские всадники обладали способностью не только быстро скакать, показывать отменную джигитовку, но они демонстрировали изысканную наездническую культуру, высшую школу верховой езды. У них был особый танец – Шыгъэудж (заставлять коня плясать), сакральный танец, посвященный Солнцу. Говоря о верховой езде, надо отметить, что наездничество сформировалось у черкесов в самостоятельный институт со своей обрядовой системой, здесь был свой этикет, была своя идеология. Быть под покровительством Шыузэреща и Зекуатха означало быть достойным всадником, героем, «не поворачивающим назад голову своего коня».«… Шли на хасэ нартов речиО геройской сече грозной,О путях непроходимых,О конях неутомимых,О набегах знаменитых,О джигитах непоборных,Об убитых великанах,О туманах в высях горных,О свирепых ураганах,В океанах беспредельных,О смертельных метких стрелах,О могучих, смелых людях,Что за подвиг величавыйПесню славы заслужили» [16: 39-40].С детства мальчиков учили сложной науке наездничества, которое требовало отменного здоровья, силы духа, характера, умения ориентироваться по звездам, по погоде. Достигалось все это участием в народных играх, телесными упражнениями и, естественно, духовным воспитанием. Юноша, считавший себя готовым к испытаниям в пути, подвергался трудному практическому испытанию: он уходил вместе с другими в зекIо (наезднический поход). А наездничество предполагало путь длинный и долгий, чаще всего за пределами своей земли, полный опасностей и неожиданностей.Всадник, физически совершенный и сильный, способный обеспечить в семье достаток, при необходимости с оружием в руках защищать свою землю становился шыу хьазыр (готовый, совершенный всадник). Он владел виртуозно конем и оружием, был готов к любым испытаниям в пути, даже смертельным. К сожалению, не все возвращались с зекIо, они уходили, но не бесследно, их имена оставались в наезднических песнях. Когда песня доходила до самых известных предводителей, наездники снимали шапки (а черкесы никогда практически не снимают головные уборы, даже за едой), и наклонялись к гриве коня.Перед набегами предводители всадников «прибегали» к магии предсказания или стремились предугадать исход похода. Обычно предводитель, обладавший способностью предсказывать будущее на блэбгъу (бараньей лопатке) или кIэн (альчике), после сытной еды, начинал гадать. Он смотрел на лопатку и по тому рисунку, что он видел там, решал, будет поход или нет. Если брошенный альчик падал гладкой поверхностью вниз, то это было хорошее предзнаменование, и набег тотчас же предпринимался. Если альчик падал поверхностью кверху, то это предвещало неблагоприятный исход предприятию, и тогда набег откладывался.Наездники также приходили и к святым деревьям, исполняли вокруг них круговой танец, просили покровительства, затем устраивали пир. Вернувшись, они также возвращались к ним, приносили им в жертву коров, баранов, вешали на святые деревья мечи, кольчуги, шлемы, позже разноцветные тряпки. Приношения сопровождались просьбами к божествам об удаче перед весенними походами, благодарностью за удачные свершения, молитвами о выздоровлении больных.Н. Дубровин отмечал, что, весна и осень были самыми лучшими временами года для наездничества, это было время, когда жизнь черкесов отличалась наибольшею деятельностью. «Выводив хорошего коня, – отмечал он, – выдержав его несколько часов без корма и призвав на помощь Зейкута (Зекуатха – А.К.) – божество, по понятию народа, покровительствующее наездникам – черкес отправляется на хищничество или один, чаще же в компании, состоявшей из нескольких человек… Лучшие наездники отправлялись в экспедицию в дальние племена, пригоняли к своим товарищам табуны лошадей и приводили пленных… Все существование черкеса сложилось так, что без хищничества не было для него жизни, не было удовольствий в настоящем, не было блаженства и в будущем мире [17: 92-93, 176].У черкесов маленькие междоусобные войны и столкновения племен между собою часто кончались поединком представителей обоих враждующих сторон. Но поединки происходили и по другим мотивам. «Единоборство было в большой моде и до такой степени усвоено народом, – писал Н. Дубровин, – что черкесские наездники, получившие известность и славу, искали себе достойных соперников, при встрече с которыми находили предлог к ссоре и непременно вступали в единоборство… Поединок всегда вызывал, по выражению черкесов, неминуемую смерть одного из противников, потому что победитель, во всяком случае, мог поступить с побежденным как с убитым, т.е. снять с него оружие, и обобрать до нитки. Подобное обстоятельство было для побежденного соединено с таким бесчестием, что он предпочитал верную смерть бесчестной жизни…» [17: 11]. Мотив вызова противника на поединок, и как следствие, пути разрешения возникающих противоречий между персонажами, относятся к важным структурообразующим элементам конфликтных ситуаций. Как верно отмечает А. Ципинов, в повествовательной ткани текстов вызовы противника на поединок «часто предстают в виде развернутых схем-ситуаций… Эпизоды, связанные с вызовом противника, затрагивают и поведенческий аспект персонажей, вскрывая один из существенных элементов образостроения» [18: 10].Как повествуют фольклорные материалы, собранные нами среди адыгской диаспоры Иордании, «русский царь, услышав о черкесских наездниках, умудрившихся выкрасть из крепости дочь генерала Засса, пригласил их. Поехал один Алэ Хырцызыко (из рода Джэнчат), который продемонстрировал прекрасную джигитовку. Царь решил купить у него его коня, но черкес отказался.– Я воспитал своего коня послушным мне, чтобы и в радости и в трудностях, пока я жив, он был со мной, понимал меня, – ответил он. – Ни продать, ни подарить его не могу. Коня, ружье и жену не продают и не дарят. Это не в наших традициях.Ночь прошла, а на следующий день царь обратился к нему:– Хырцыз Алэ, у тебя есть свои друзья, расскажешь им про наш разговор, – попросил он. – Сколько вам нужно для жизни, я беру на себя, только вы прекратите свои набеги, сделайте это ради меня и живите по-другому.– С того времени, как мать меня родила, и я научился жить среди людей, я был вовлечен в походы и набеги, это стало делом моей жизни и не смогу его оставить, – ответил царю Алэ Хырцызыко. – Пока роковая пуля не настигнет меня, я буду жить своей жизнью, пока не умру, я буду ходить в набеги, так что, дело твое, дарить мне что-нибудь или не дарить, я об этом не спрашиваю, мне этого не нужно...» [19].О черкесских наездниках написано немало, но история одной партии черкесов, отправившихся в набег за Дон, показывает, насколько это были рискованные для жизни походы, равные борьбе жизни и смерти. Иногда не сам поход, а возвращение домой с добычей представляло опасность. Но всадники выбирали храбрость и отвагу, пренебрежение смерти, лишь бы их имя оставалось в устах народа. В этом был отчасти и феномен адыгского наездничества.С. Хан-Гирей, описывая черкесскую наездническую культуру, уходящую в далекие времена, привел пример наездничества своего времени – начала ХIХ века. Он еще застал живых участников того трагического похода черкесов. «Партия хищников, предпринявших отважный наезд в позднюю осеннюю пору, – писал он, – долго рыскала по бесконечной степи между Кубанью и Доном. Наконец, захватив табун лошадей у донцов, возвращалась на родину, оглашая пустыню радостными песнями.Вдруг настали сильные морозы, и наездники, одетые по обыкновению весьма легко, подверглись жестоким мукам. На их беду подул пронзительный северо-восточный ветер некой (нэкъуай – А.К.) с крупными хлопьями снега, и вьюга, метель покрыла страшным мраком пустыню. Наездники не вдруг решили бросить добычу и спасаться: они старались превзойти друг друга в твердости и терпении, гнали захваченных лошадей, но бедные животные кружились, толпились в кучу и их вынуждены были бросить.Пока у черкесов были седла, они могли еще хоть раз в сутки согревать себя огнем от сжигаемых арчаков, но когда и это спасительное средство исчезло, когда мороз и метель увеличились и уже не одного товарища недосчитывались, или замерзшего, или бежавшего, в надежде на свою лошадь и теплую одежду, вопреки чести и общему мнению, повелевающему уступить последнее более нуждающемуся, – тогда остальные, числом до сорока, спешась, составили круг, взявшись за руки, стали плясать, как обыкновенно пляшут на свадебных пиршествах.Черкесы имеют множество плясовых песен, но при этой трагической пляске погибающие наездники стали петь не из числа старых, известных этого рода песен, а новую, сложенную ими в предсмертный час! В этой песне, которая начинается обращением к ветру и снегу – стихиям, угрожавшим им гибелью, изложены их страдания, бедствия, твердость и слабость товарищей, и в словах, сквозь завесу скромности, пробивается честолюбивое желание – передать имена свои потомству! Некоторые даже намекают на любовь свою и ее предметы, и в какое время!Многие из певцов не дожили даже до конца слагаемой песни. Однако ж эта песня, показывающая характеристические черты черкесов, не погибли в пустыне, в завывании вьюги – семь человек спаслись и возвратились на родину, возвестили о гибели прочих и передали потомству песнь о страдальческой кончине своих товарищей.Один из них Шебане-лаше (Щэбэнэ лъащ – хромой Щэбан – А.К.) дожил до наших дней. Я хорошо помню этого высокого, худощавого старца. Мы, дети, бывало, украдкой смотрим на глубокие морщины его чела и потом с каким-то неизъяснимым чувством поем песню страдальческой смерти наездников, несмотря на то, что и старшему из нас было не более шести лет. Не знаю, чем мы были, если б нам суждено было расти на Родине, но помню, что вид этого старца, рассказы и песни о гибели его товарищей – воспламеняли ребяческое наше воображение искрами сильной страсти к промыслу разбойничества, потому что наездничество прежних черкесов в наше время превратилось в разбойничество. А между этими видами огромная нравственная разница. Наездничество покраснело бы от мысли уворовать у соседа лошадь, изменить своему слову, его цель была - слава, отвага; а теперешнее разбойничество, как развратница, не знает и тени стыда; его цель – корысть…» (курсив наш – А.К.) [20: 464-465].Вот такая планка была у наезднической культуры адыгов еще с нартских времен. «Наши предки, вечно гонимые и вечно защищавшие свое право на достойное место в этом мире на протяжении многих веков, не оставили нам ни храмов, ни крепостей, ни других памятников дворцовой культуры, – писал Х. Гергов. – Но они передали нам в наследство бесценное сокровище – чувство собственного достоинства и высокий генетический потенциал… мы не имеем права это растерять, пусть об этом помнит каждый, кого хоть немного беспокоит будущее своего народа…» [21, с. 7].Кроме вышеотмеченных, в мифоэпической традиции адыгов (черкесов) основными мотивами являются мотив борьбы за ореховое дерево, как за сакральное место; мотив похищения огня, культурных благ; мотив возвращения огня; мотив изобретения первых орудий труда; мотив искусного изготовления оружия; мотив защиты родины; мотив наездничества; мотив набега; мотив вызова противника на поединок; мотив пленения; мотив проигрыша в противостоянии из-за потери коня; мотив воскресения после вторичного удара; мотив предоставления предсмертного пожелания; мотив смерти от своего оружия; мотив угрозы после смерти; мотив связывания; мотив изоляции; мотив выздоровления родителей после употребления крови убийцы сына; мотив сбрасывания немощных стариков со скалы; мотив тайной связи матери героя с его врагом; мотив подвергания остракизму; мотив борьбы героев с их врагами из подземного мира; мотив рождения умершим от живого или живым от умершего; мотив требования девушки в качестве дани; мотив борьбы героя с благо (драконом); мотив победы над благо; мотив охраны святого кургана благо и змеями; мотив борьбы орла со змеей; мотив борьбы героя над орлом; мотив поклонения горе; мотив видения прошлого и будущего и др.Литература:1. Кожин П.М. Симпозиум по проблеме «Становление человеческого общества» / П.М. Кожин, Б.А. Фролов // Вестник древней истории. 1968, № 4. – С. 171. 2. Нартхэр = Нарты: Адыгэ эпос: томибл хъурэ текст угъоигъэхэр / зэфэзыхьысыжьыхи зэхэзгъэуцуагьэхэр, ублэпIэ очеркымрэ комментариехэмрэ зытхыгъэр А. ХьэдэгъалI. – Мыекъуап, 1968, – Т. 1.; 1969, – Т. 2.; 1970, – Т. 3.; 1970, – Т. 4.; 1970, – Т. 5.; 1971, – Т. 6.; 1971, – Т. 7.3. Хан-Гирей С. Мифология черкесских народов / Кавказ. 1846. – № 35.4. Военный сборник. СПб., 1880, – № 10. – С. 307-309.5. Адыгэ усэнэр. – Дамаск, 1940. – С. 12.6. Дюмезиль Ж. Легенды о нартах, новые тексты, относящиеся к герою Сосырыко, опубликованные в журнале «Обзор истории религии». 1942-1943. – Т. СХХV. – С. 17-18.7. Дюмезиль Ж. Убыхские сказки и легенды. – Париж, 1957.8. Миллер. В. Осетинские этюды. – М., 1881. – С. 28-35.9. Шортанов А.Т. Адыгская мифология. – Нальчик, 1982. – С. 194.10. Тресков И.В. Сказания об изобилии земном / Фольклорные связи Северного Кавказа. – Нальчик, 1963. – С. 146-153.11. Дьячков-Тарасов А.Н. Абадзехские былины / ЗКОИРГО. – Тифлис, 1902. – Кн. 22. – С. 27-34.12. Гадагатль А.М. Героический эпос «Нарты» и его генезис. – Краснодар, 1967. – С. 242.13. Кочетов Ф.И. Великан кавказских гор в народных преданиях / Живописная Россия. 1901. – № 77-80.14. Гутов А.М. Народный эпос: традиция и современность. – Нальчик, 2009. – С. 228.15. Яган М. Я пришел из-за гор Кавказа: духовная автобиография Мурата Ягана [Электронный ресурс] // Абхазская интернет-библиотека. – Режим доступа: http://apsnyteka.org/92-yagan_ya_prishel_iz-za_gor_kavkaza.html16. Нарты. Адыгский героический эпос / сост. А.И. Алиева, А.М. Гутов, А.М. Гадагатль, З.П. Карадангушев; вступ. ст. А.Т. Шортанова; общ. ред. А.М. Гутова. – СПб., 2017. – С. 632.17. Дубровин Н. Черкесы (Адыге) / Материалы для истории Черкесского народа. Издание общества изучения Адыгейской Автономной области.– Краснодар, 1927. – Вып. 1.18. Ципинов А.А. Мифоэпическая традиция адыгов. – Нальчик, 2004. – С. 178.19. Мэджаджэко (Шапсыг) Индрыс, 1922 г. р., Уадсир, Иордания, 02. 04. 1993 г.20. Хан-Гирей С. Наезд Кунчука / Избранные труды и документы; сост., подготовка текстов, науч. ред., коммент. М.Н. Губжокова. – Майкоп, 2009. – С. 672.21. Гергов Х.Х. Адыги (черкесы) чемпионы Европы, мира, Олимпийских игр. – Нальчик, 1998. – С. 261.Вестник науки АРИГИ №11 (35) с. 40-48.

Педагогической деятельностью могут заниматься лица, имеющие среднее профессиональное или высшее образование и соответствующие определенным квалификационным требованиям. Трудовое законодательство регламентирует ограничения, при наличии которых человек не может быть допущен к педагогической деятельности. К работе не допускаются лица: - лишенные права заниматься педагогической деятельностью в соответствии с вступившим в законную силу приговором суда; - имеющие или имевшие судимость, подвергавшиеся уголовному преследованию за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, основ конституционного строя и безопасности государства, мира и безопасности человечества, а также против общественной безопасности; - имеющие неснятую или непогашенную судимость за иные умышленные тяжкие и особо тяжкие преступления; - признанные недееспособными в установленном федеральным законом порядке; - имеющие заболевания, предусмотренные перечнем, утвержденным на законодательном уровне.

«Старый Кадыр любил сидеть на лавочке возле своего аульского дома. Традиционная с высоким воротником-стойкой рубаха навыпуск, подпоясанная узким ремнем, галифе, заправленные в сапоги, на голове — папаха. Опершись двумя цепкими руками на трость, он смотрел поверх аульской дороги… К вечеру к нему подтягивались старики из соседних домов. У всех были большие крепкие семьи, сыновья и внуки. И в какие бы времена старый Кадыр ни сидел с соседями у своего дома, о чем бы ни заходил их длинный неспешный разговор, никто из стариков никогда не хвалил своих детей. Не хвалили своих детей и их родители. Да и в прежней Черкесии с запада на восток, говорили старики Кадыру еще в его детстве, это было не принято». Если бы я писала рассказ об одном из удивительных табу, характерных для черкесской культуры, — о жестком запрете на похвалу своих детей, то начала бы его именно так. Я помню и мужчин средних лет, и стариков, которые замолкали и поджимали губы, когда кто-то начинал хвалить их детей, особенно сыновей. Они никогда не подхватывали эту тему, говоря, что пусть сына похвалят люди, а при мне хвалить моего ребенка не стоит. Известный этнолог Б.Бгажноков, основоположник академического изучения адыгского этикета, в своей книге «Адыгская этика» писал о своеобразном отношении к похвале у черкесов: «Выслушивать похвалу в свой адрес или в адрес близких считается нескромным. В таких случаях рекомендуется вежливо, но решительно прервать говорящего. К примеру, если заходит речь о способностях или достоинствах даже взрослого сына, присутствующий при этом отец говорит: «Вы имеете в виду этого мальчишку? Оставьте, пожалуйста, он не дорос до того, чтобы о нем так отзывались». Сегодня родители, которые хвалят своих детей до самозабвения, уже давно не редкость. Достаточно просмотреть ленту в любой социальной сети, где родители с радостью делятся первым шагом, первым словом, первым танцем, первым школьным докладом своего ребенка. Родители публично поздравляют детей с днем рождения, не скупясь на похвалу своего ребенка как самого лучшего на свете. Почему бы и нет? Ведь разумная похвала родителей в детстве, и это повсеместно признано психологами, это те крылья, под защитой которых ребенок сможет пройти через всю жизнь, не зацикливаясь на поражениях и расценивая кризисы не как провал, а как новую возможность. Однако есть и другая крайность: нередко отказ от запрета на похвалу плодит когорты зацикленных на себе нарциссов. Тех, у кого знаменатель большой, а дробь в итоге маленькая. Вспомните выражение Льва Толстого: «Человек подобен дроби: в знаменателе — то, что он о себе думает, в числителе — то, что он есть на самом деле. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь». В условиях глобализации и развития информационных технологий не всегда понятно, как удержаться от чрезмерной похвалы, как соблюсти баланс между разумными требованиями к ребенку и предоставлением ему определенной свободы выбора в соответствии с традиционными этическими представлениями? Система воспитания Справедливости ради надо сказать, что запрет на похвалу оказывается действующим в отношении младенцев: считается, что излишнее количество похвальных слов делает энергетическое поле маленького ребенка открытым для негативного воздействия. В остальных случаях это табу растабуировано. Возможно, публичная похвала собственного ребенка на всем Кавказе — это компенсация со стороны 30—40-летних родителей молчания их собственных родителей? Ведь современные молодые родители тоже когда-то были детьми и так ждали поощрения отца или матери! Однако его или не было совсем, или успех ребенка оценивался родителями как должное и нечто обыденное. С другой стороны, подобное изменение обычая (точнее его утрата) — одно из проявлений глобальной трансформации современного адыгского общества, показателями которой являются размывание связей внутри большой семьи и рода, утрата старшими своих безусловных лидирующих позиций, внутриродовое лидерство, обусловленное не репутацией, а наличием финансового или административного ресурса, примат индивидуального над родовым и т.д. Система воспитания детей как часть масштабной системы семьи претерпевает глубочайший кризис. Еще 20 лет назад в воспитании детей и у черкесов, и на Северном Кавказе в целом все было более-менее предсказуемо. Семья на Кавказе при всех последствиях советской модернизации и урбанизации менялась медленно и незаметно. Семьи были неразделенными, большими, включали три поколения. Определяющую роль в семье играло старшее поколение: оно служило образцом, к которому следует стремиться, и символизировало стабильность. Отношения между разными половозрастными группами были строго регламентированы — в пространстве, времени, вербально и невербально. Опыт старших передавался младшим почти без изменений. Гендерные пространства и роли были строго разграничены: мальчик с раннего детства идентифицировал себя с отцом, девочка — с матерью. Мальчик в системе воспитания 1990-х гг. должен был вырасти воспитанным, образованным, физически сильным, ответственным за родителей и свою будущую семью, верным слову и порядочным человеком. Девочка должна усвоить все принципы этикета и женского поведения, принятые в данной культуре, окончить колледж или вуз, стать хорошей хозяйкой, быть гибкой в отношениях, особенно с будущими родственниками, и обязательно стать хорошей женой и матерью. Мир взрослых воспринимался как мир учителей и воспитанников, а взаимодействие было направлено от мира взрослых к миру детей, и никак иначе. Дети всегда находились под полным контролем мира взрослых, который рассматривался как необходимый элемент процесса обучения и воспитания. Зона турбулентности В конце 1990—2000-х гг. ситуация принципиально изменилась. Сегодня Кавказ находится в «зоне турбулентности», привычные ценности не выдерживают натиска глобализации. Северный Кавказ на пороге того состояния культуры, когда дети в состоянии обучать родителей новым технологическим приемам. То есть дети становятся старше своих родителей. Не по возрасту, но по умению ориентироваться в информационном потоке и в мире гаджетов. Традиционные нормы адыгского воспитания вошли в клинч с современными ценностями. На смену большой семье приходит малая семья из родителей и детей, а большой род вспоминается только на свадьбах, похоронах и в чрезвычайных ситуациях. Если раньше ребенку прививали трудолюбие, скромность, то сегодня на повестке дня тема выражения своего «Я», проявления инициативы, самостоятельности, умения отстаивать свое мнение. Безусловное главенство отца в семье, характерное для Кавказа, утрачивается, как и безусловное послушание детьми своих родителей. Такие традиционные еще для 1970—1990-х годов нормы поведения, когда отец публично не хвалил своего ребенка, не брал его на руки при родителях, не гулял вместе с женой и детьми, ушли в прошлое. Времена, когда отца кормили первым и отдельно от детей, а сыновья не садились за один стол с отцом, ностальгически вспоминаются за очередными посиделками. Сегодня не редкость равенство в общении между родителями и детьми, их совместные игры и времяпрепровождение. По отношению к родителям, да и вообще взрослым, дети не всегда соблюдают дистанцию, которая еще лет 20 назад казалась незыблемой. Молодые семьи с детьми часто живут за тысячи километров от своих родителей, не имеют возможности ежедневного общения. В современной возрастной шкале «татам — нанам» 50—60 лет, они сами по себе активны, работают, а их детство пришлось на советскую эпоху, когда знания о традиционном воспитании передавались только через опыт и не культивировались в официальном публичном дискурсе. В этом турбулентном потоке изменений утрата запрета на похвалу собственных детей видится одним из проявлений общего кризиса традиционной культуры. Еще несколько лет назад в фейсбуке мои собеседники рассказали мне несколько историй: «Меня очень раздражают люди, которые открыто хвалят своих детей. Это беседа в одну сторону. Он хвалит, а мне остается только тупо кивать головой и делать улыбку». (Чиназ, Майкоп). «Меня пугает многое в современном воспитании, в том числе то, как родители вгрызаются в защиту своих детей, не разбирая даже ситуацию. Как они хвастаются ими друг перед другом. Строгость, в меру конечно, никогда не вредила. Общая невоспитанность нынешней молодежи идет, на мой взгляд, как раз от потери четкой методики воспитания ребенка. Потеряна связь прошлого с настоящим. В случае с нами она шла из староадыгского уже воспитания». (Марета, Нальчик). На зеркало неча пенять… Из историй, рассказанных мне в социальных сетях, следует, что в целом люди терпимо относятся к публичной похвале собственного маленького ребенка, но бахвальство взрослых у большинства вызывает раздражение, потому что, по мнению моих собеседников, провоцирует молодых людей на самовосхваление, делает границу, за которой признание успеха становится бахвальством, зыбкой и подвижной. Публичная похвала собственного ребенка — это производное от публичной похвалы самого себя. Это когда-то в эпических текстах гордые джигиты, возвращаясь из походов, израненные, в оборванных черкесках, не произносили ни слова о своих подвигах. А раненые старались, превозмогая боль, привстать перед старшим, который пришел их проведать. «А чего удивляться, что молодежь любит бахвальство и понты, когда даже старшее поколение, которое должно быть примером, ведет себя таким самовосхваляющим образом. К примеру, мне бросилось в глаза, как в 2012 году один из активистов старшего возраста несколько раз сходил в пикет (имеется в виду пикет в Москве в поддержку репатриации сирийских черкесов. — Прим авт.), а после этого и у себя на странице, и во всех группах, в которых состоял, постил по 50 фотографий себя любимого, как он стоял в пикете и держал плакат. Глядя на это, молодежь и думает, что надо всем и как можно больше рассказывать о своих хороших поступках…» (Евгений, Москва). За последние лет 10 запрет на похвалу самого себя окончательно обрушился. Люди транслируют собственную успешность и востребованность, и это данность. Разве мы не демонстрируем фотографии с известными людьми (часто, кстати, такие фото сделаны только потому, что «великие» любезно снизошли и разрешили сфотографироваться с собой), бейджи с крутых конференций, сертификаты участия в семинарах — все это и есть публичная трансляция нашей успешности, разве не так? «Ситуация сегодня поменялась коренным образом, — говорил мне один очень известный в Адыгее человек. — Люди хвалят себя, домогаются всяких наград и званий, выпрашивают должности, организуют публикации про себя книг заказного характера, хвалят своих родителей, пишут о них, не стесняясь, статьи в газетах, если не сами, то через других лиц, хвалят своих детей, и, если посчитают нужным, могут пойти в школу и воевать с учителями за то, что те не учли, какие у них гениальные дети». Интересно, что сказал бы обо всем этом старый Кадыр?

История косметики — это вечная тема. Египтянки с древних берегов Нила с подведенными глазами, римлянки с нарумяненными щечками — начиная с эпохи великих цивилизаций косметика и парфюмерия сопровождает человека всю жизнь. Покупая очередную баночку в дорогом косметическом магазине, мы покупаем не только конкретное средство, мы покупаем представление об идеальной жизни, мы подтверждаем свой статус, приобщаясь к миру людей, которым доступны косметологические и парфюмерные изыски. Покупая дорогую косметику и парфюм, мы покупаем часть мечты. В XVIII–XIX вв. рынок Европы и Америки предлагает косметические продукты, в названии которых используется слово «черкесский», — «Circassian Soap», «Circassian Curl», «Circassian Lotion», «Circassian Hair Dye», «Circassian Eye Water». Присутствие слова «черкесский» в названиях стало тенденцией косметического производства XVIII–XIX вв. и символом качества. Мыло, лосьоны, кремы, бальзамы, краски для волос с таким названием производились и в Европе, и в Америке. «Черкесская тема» и в таком, косметическом, измерении пришла в Европу из Турции в период «увлечения Востоком»: черкешенки, ухоженные обитательницы гаремов османских султанов, славились своей красотой. Производители утверждали, что их продукты основаны на косметических субстанциях, используемых черкешенками. Спустя почти 200 лет от этих продуктов остались лишь волшебные названия, бутылочки из тусклого тонкого стекла, изящные белые баночки для кремов и старые рекламные плакаты и объявления в каталогах и газетах. Почему чопорные английские аристократки с удовольствием пользовались этими кремами и лосьонами? Что искали в них красавицы демократичных американских городов? У каждой из этих вещичек есть что рассказать. Репутация черкешенок как самых красивых женщин в мире дала западной индустрии моды и красоты прекрасную маркетинговую возможность. Присутствие слова «черкесский» в названиях стало тенденцией косметического производства XVIII–XIX вв. и символом качества. «Circassian beauties» Термин «Circassian beauties» появился в англоязычной литературе почти 300 лет назад. В европейских источниках XVIII–XIX вв. был создан идеализированный образ черкешенок как необыкновенно красивых, одухотворенных, элегантных и чувственных. Эта тема пришла в Европу из Османской Турции, где черкешенки приобрели репутацию очень красивых и нежных девушек, что затем стало общим трендом при осмыслении темы Востока в западной культуре. В Европе и Америке слово «черкесский» определяло идеал женской красоты в поэзии, литературе и искусстве. Современный историк Самир Хотко неслучайно называет одну из глав в своей книге «Черкесия — родина красоты». Хотко, с чем нельзя не согласиться, выбрал в качестве отправной точки своих рассуждений слова известного немецкого философа и антрополога Гердера (1744–1803): «Здесь — Черкесия, родина красоты (…) черкешенок все знают и все превозносят за их красоту, за черный шелк тонких бровей, за черные глаза, в которых горит огонь, за гладкий лоб, маленький рот, округлость лица. Прямо кажется, что стрелка весов человеческого телосложения замерла тут на середине, и на одной чаше весов — Греция, а на другой — Индия, Запад и Восток». Предвзятый читатель скажет, что восторженные отзывы о черкешенках оставлены мужчинами и потому априори субъективны. Однако в литературе немало аналогичных свидетельств, принадлежавших перу женщин. Например, Флоренс Найтингейл в 1849 г. написала в своем журнале о путешествиях, что черкесские женщины были «самыми грациозными и самыми чувственными созданиями, которых я когда-либо видела». Но восхищение черкесскими женщинами не ограничивалось литературными описаниями и умозаключениями ученых. Репутация черкешенок как самых красивых женщин в мире дала западной индустрии моды и красоты прекрасную маркетинговую возможность. Так, в Лондоне в 1772 г. продавались жидкие румяна под названием «Цветок Черкесии». «Цветок Черкесии» — румяна NARS XVIII века В 1782 г. в New York Gazette было опубликовано объявление, рекламирующее румяна «Цветок Черкесии». В объявлении говорилось, что к тому времени существовало устойчивое представление о том, «что черкешенки — наиболее красивые женщины в мире», но их очарование — не природный дар. Они использовали экстракт из овощей, произраставших на их родине, в Черкесии. Секрет этого «цветочного ликера» был якобы привезен очень уважаемым джентльменом, путешествовавшим по Кавказу. Эти жидкие румяна «сразу же придают розовый оттенок щечкам», а также стойкий «живой румянец сельской красавицы». «Цветок Черкесии» стал самой известной маркой румян XVIII и XIX вв. Реклама этих румян регулярно появлялась в газетах Викторианской эпохи. Более того, они часто упоминались в художественной литературе XVIII–XIX вв., в коротких журнальных рассказах и популярных комических стихах. Английский поэт Джордж Крэбб упоминает «Цветок Черкесии» в своем стихотворении 1785 г. Иронизируя над увядающими красавицами, жаждущими продлить свою молодость, поэт уверяет их, что румяна вернут им прежнее очарование. Элиза Дей писала в поэме «Песня» в 1798 г. о том, что благодаря «Цветку Черкесии» счастливая женщина никогда не постареет. В рассказе 1884 г. «Два дня из жизни» персонаж миссис Бойд описывает свой собственный метод применения знаменитых румян: «…она подошла к стеклу над камином и, взяв крошечную коробку из кармана, открыла ее и, обнаружив в ней лебяжью пуховку, просто коснулась щеки каплей «Цветка Черкесии». Предприимчивые североамериканские производители косметики также оценили эффект от использования бренда «Circassian». В Нью-Йорке в 1802 г. можно было купить экзотически названный «Бальзам Мекки», мазь, рецепт которой, предположительно, был приобретен у черкесских женщин в гареме султана. В рекламе продукта утверждалось, что «эта тонкая композиция считалась высшим достижением косметики черкешенками и грузинками в гареме Великого Султана». В 1806 г. на рынке по 50 центов за флакон продавался «Черкесский лосьон». Рекламный плакат описывал его как «лучшее средство от пигментных пятен, появляющихся от яркого солнца, веснушек, губительных последствий зимних холодов, цинги, прыщей, опоясывающего лишая, затяжных кожных болезней». Лосьон использовался как средство очищения кожи лица и улучшения цвета лица и превосходно сохранял, смягчал, очищал и тонизировал кожу. «Черкесское средство для глаз» было продано как «лучшее средство от всех глазных болезней», и в 1840-х гг. «Черкесская краска для волос» была популярным средством, дающим эффект темных блестящих волос. Джон Нортон и его фирменный «Черкесский крем» Гилфорд, небольшой город в Южной Англии, административный центр графства Суррей, хранит память об одном местном парикмахере XIX в. Джоне Нортоне. Местные любители истории рассказывают, что когда-то леди и джентльмены, постоянные клиенты этого господина, не уходили от него, ограничившись только стрижкой и бритьем. Джон Нортон также продавал «Черкесский крем» собственного изготовления, книги, литографии и рамки для картин. Сегодня музей Гилфорда хранит крышку того самого «Черкесского крема» Нортона. Историк Джон Джэнэвэй как-то обратил внимание на фото крышки от фирменного «Черкесского крема» Нортона — помады для волос, популярной в Викторианскую эпоху. Историк провел небольшое исследование этой изящной крышечки, мимо которой сегодня не могут пройти истинные ценители старинных косметических баночек и флаконов. Поиски привели Джона Джэнэвэя, по его же словам, в восхитительные закоулки и открыли ему немало интересного из биографии аптекаря и парфюмера, а также его сына, малоизвестного художника Бенджамена Кэма Нортона. Джон Нортон, будущий парикмахер и парфюмер, родился в Шеффилде примерно в 1796 г. и, вероятно, переехал в Лондон в конце 1820-х гг., где он познакомился со своей женой Кэтрин. Невозможно узнать, что привело их в Гилфорд, но к 1839 г. Джон организовал свою собственную парикмахерскую. Вскоре он развил свой бизнес, включив в него производство парфюмерии и продажу книг. Между 1841 и 1863 гг. Джон Нортон регулярно публиковал в местных каталогах объявления о своем магазине. В Альманахе Рассела 1841 г. он рекламировал широкий спектр продуктов и услуг, в том числе свой фирменный «Черкесский крем», имевший прекрасную репутацию. Последние записи в альманахе, касающиеся Дж. Нортона, парикмахера и парфюмера, багетного мастера, и миссис Нортон, модистки, фиксируются в 1863 г. В середине XIX в. косметические средства для волос — «Черкесское масло для волос» и «Черкесский восстановитель для волос» — выпускались несколькими производителями в США. Первое упоминание о черкесском масле для волос в США датировано 1837 г. Позже его стала производить американская фирма Amon L.Scoville, основатель которой Амон Сковилл начал свою деятельность как аптекарь в 1849 г. В 1853 г. он основал свою собственную компанию в Цинциннати. К 1865 г. единоличным владельцем A.L.Scoville & Co. в Цинциннати стал уже другой бизнесмен — Абель Брид. В 1875 г. были опубликованы рекламные объявления для продуктов Scoville’s, включая Circassian Hair Oil and Circassian Hair Restorative. Есть информация о том, что рецепт приготовления этих препаратов был куплен A.L.Scoville у других аптекарей — Джона Хокера и его братa в Филадельфии в 1850-х. В объявлениях, рекламных плакатах, откликах покупателей и статьях эти средства называются одними из лучших в мире, обеспечивающими волосам роскошный вид, быстрый рост и природный блеск. Мы вряд ли когда-то вдохнем ароматы этих косметических средств и вряд ли когда-то сможем их воспроизвести, но такая вещь, как баночка из-под крема, оказывается не менее красноречивой, чем архивный документ. Прислушайтесь к этим названиям. Знала ли 200 лет назад утонченная английская красавица, шурша кринолиновой юбкой и легким движением открывая баночку с загадочным названием «Circassian», что в ее руках нечто большее, чем изящная косметическая вещица? Газета СА

Сегодня пятница, и, как обычно, после полуденной молитвы в мечети старый Кадыр ждал в своей кунацкой гостей. Так было принято — раз в неделю аульские старики собирались в доме Кадыра. Иногда Кадыр, человек образованный, читал им вслух книги. Сегодня пришла очередь «Героя нашего времени» М.Ю.Лермонтова, особо любимого и уважаемого старшими. Кадыр дошел до строк: «Вечером Григорий Александрович вооружился и выехал из крепости: как они сладили это дело, не знаю, — только ночью они оба возвратились, и часовой видел, что поперек седла Азамата лежала женщина, у которой руки и ноги были связаны, а голова закутана чадрой». На этих словах старики, переглянувшись, усмехнулись. Каждый из них хотя бы раз в жизни участвовал в умыкании невесты для друга, а некоторые именно таким образом — через похищение суженой — создали свои семьи… Спорный вопрос Об обычае умыкания спорят, с ним негласно соглашаются или истово борются. Одни считают его дикостью и проявлением необузданности, нецивилизованности, даже жестокости. Вторые воспринимают умыкание как романтическое приключение, устроенное молодыми людьми по взаимной договоренности, как повод для жениха и его друзей продемонстрировать характер и удальство. Наконец, третьи говорят, что этот обычай неприличен, потому что уважающая себя девушка из хорошей семьи должна выходить замуж из родного дома за человека, согласие на брак с которым дано ее семьей: ведь они достойны друг друга по воспитанию, социальному статусу, уровню образования и т.д. Насильственное умыкание девушки, т.е. умыкание без ее согласия, у адыгов всегда осуждалось. Молодые люди прибегали к нему по разным причинам — это могла быть реакция мужчины с оскорбленным самолюбием из-за неудачного сватовства, или желание породниться с богатой или знатной семьей, или желание молодого человека ускорить процесс, если он ухаживает за юной девушкой, родители которой не готовы пока выдать ее замуж. Иногда похищали девушек, уже сосватанных за другого молодого человека. Риск насильственного умыкания учил девушек деликатности в выражении своих чувств, формировал своего рода «культуру отказа» мужчине. В XVIII — начале XX в. за похищенными девушками устремлялась вооруженная погоня из мужчин ее рода, случались перестрелка, тяжелые ранения и даже жертвы. Похититель, у которого удавалось отбить невесту, навсегда становился объектом насмешек, у него отбирали атрибуты, маркировавшие его как всадника, — лошадь, седло, оружие. Если похищение все же удалось, к отцу невесты направлялась делегация мужчин — родственников жениха, сообщавших о случившемся через традиционные словесные формулы. В свою очередь, в дом похитителя приезжали мужчины — родственники девушки и спрашивали, останется ли она в новой семье или вернется. Вплоть до середины ХХ в. похищенные девушки редко возвращались домой: как правило, девушка, даже если ее никто и не обидел, вынужденно соглашалась на такой брак. В черкесском обществе всегда боролись с насильственным умыканием — архивные документы XIX в. свидетельствуют, что старейшины, кади (судьи) и аульные сходы осуждали такую форму заключения брака. Виновные (жених и его друзья), особенно если в ходе умыкания кто-то пострадал, подвергались моральному осуждению и остракизму, то есть удалению из аула сроком до года. С вхождением Северо-Западного Кавказа в состав Российской империи и распространением уголовного законодательства империи на горцев за умыкание с похитителя стали взимать штраф. В 1890 г. доверенные сельских обществ Малой Кабарды постановили: «Подвергать денежному штрафу… жениха (похитителя) в размере двухсот руб. и удалению из общества на три года, сообщников похитителя — штрафу в сто руб. каждого с удалением всех их из общества на один год». В 1911 г. этот же вопрос рассматривался в Екатеринодарском горском словесном суде. Но попытки разбирать подобные дела в горском словесном суде обычно не были успешны: дела до суда не доходили, а конфликт исчерпывался при помощи медиации третьих лиц. Другая форма умыкания — похищение девушки с ее согласия, но без согласия родителей. Одной из разновидностей такого брака считается «брак убегом», когда девушка тайно убегала из родного дома. Историй в духе Монтекки — Капулетти можно найти сколько угодно; стоит вам спросить своих дедушек или бабушек, и вы узнаете много интересного. В черкесских сказках встречается сюжет о том, как дочь князя полюбила достойного, но неравного ей по статусу юношу и убежала с ним из родного дома. К «браку убегом» прибегали молодые люди, которые нравились друг другу, но не рассчитывали на согласие родителей, например, если социальные статусы жениха и невесты сильно отличались. Или если будущая невеста по каким-то причинам не нравилась семье жениха. К такому похищению прибегали и в том случае, если жених не мог внести полный калым. «Брак убегом», как и насильственное умыкание, осуждался родителями девушки и обществом. Такое явное пренебрежение нормами этикетного девичьего поведения входило в противоречие с традиционными представлениями и расценивалось как неуважение к старшим. «Брак убегом», как и насильственное умыкание, осуждался родителями девушки и обществом. Такое явное пренебрежение нормами этикетного девичьего поведения входило в противоречие с традиционными представлениями и расценивалось как не­уважение к старшим. За невесту, введенную женихом в свой дом таким образом, семья жениха могла и не заплатить уасэ (уасэ, по определению этнографа М.Меретукова, символическая плата семье девушки за ее воспитание). Даже если в таком браке все позже складывалось хорошо, требовались годы, чтобы конфликт между сторонами был исчерпан. Впрочем, «брак убегом» характерен не только для народов Кавказа. Вспомним «Метель» А.С.Пушкина и похищение Марьи Гавриловны: «Если мы друг без друга дышать не можем, а воля жестоких родителей препятствует нашему благополучию, то нельзя ли нам будет обойтись без нее?.. Скоро в доме все утихло и заснуло. Маша… вышла на заднее крыльцо. Служанка несла за нею два узла… Они насилу дошли до конца сада. На дороге сани дожидались их… кучер… расхаживал перед оглоблями, удерживая ретивых. Он помог барышне и ее девушке усесться и уложить узлы и шкатулку, взял вожжи, и лошади полетели». Третья разновидность, самая безобидная, — это фиктивное похищение, совершавшееся по негласной договоренности между женихом, невестой и ее семьей. В основе такого брака лежали чисто экономические соображения — стремление избавиться от тяжелых свадебных расходов, связанных со сватовством, обменом подарками, тратами на прием гостей в доме невесты и т.д. Конфликт, возникающий между сторонами в этих случаях, быстро улаживался, стороны через уважаемого посредника договаривались о примирении, после чего в доме жениха играли традиционную свадьбу. Запреты и штрафы В 1920-е гг. советская власть в контексте политики раскрепощения женщин трансформировала многие обычаи народов Северного Кавказа. Формировался и активно насаждался новый образ кавказской горянки как активной личности, идущей наперекор традициям. Проблеме запрета похищения девушек был посвящен один из первых декретов ЦИК Горской республики в 1922 г. Постановлением ВЦИК РСФСР в 1924 г. были введены единообразные санкции за преступления, составляющие пережитки родового быта, в том числе и умыкание невесты. С 1928 г. в УК РСФСР действовала глава Х «Преступления, составляющие пережитки родового быта». Умыкание девушки наказывалось сроком до 2 лет. Такой срок сохранялся вплоть до конца существования СССР. В Национальном архиве Адыгеи хранятся подшивки газеты «Адыгейская жизнь» за 1920-е гг. Одна из постоянных рубрик была посвящена борьбе с обычаями, в том числе и с умыканием как с обычаем, унижающим достоинство девушки. В конце 1920-х число фиктивных похищений, несмотря на массированное идеологическое воздействие, растет и даже не вызывает противодействия общественности. В голодные 1920-е сыграть полноценную свадьбу было роскошью, поэтому брак умыканием был способом свести к минимуму брачные церемонии и финансовые расходы. Во второй половине 1990-х — начале 2000-х гг. браки умыканием в Дагестане, Ингушетии, Чечне приобрели характер эпидемии. Кражи стали дерзкими, похищали даже школьниц. Появилось и новое «развлечение» — снять кражу невесты на мобильный, а потом разместить ролик в социальных сетях, послать друзьям и знакомым. Вспомним недавнее видео из Владикавказа, в котором невесту, закутав в бурку, два раза уронили, прежде чем посадить в автомобиль. Сегодня в Ингушетии и Чечне похищения девушек практически изжиты. Борьба с похищениями невест долгое время была делом региональных властей. К этому подключались муфтии и имамы сельских мечетей — не одна пятничная проповедь была посвящена тому, что умыкание унижает, оскорбляет достоинство девушки. Парламентарии Ингушетии дважды, в 2008 г. и 2017 г., выходили в Госдуму с предложениями по борьбе с умыканием, внося поправки в УК, предусматривающие для похитителей лишение свободы до трех лет или принудительные работы. И хотя поправки были отклонены Госдумой РФ, сам факт появления законопроекта отразил наличие социальной проблемы. В Ингушетии старейшины республики запретили умыкание невест и установили штраф в размере 200 тыс. руб. для жениха и по 100 тыс. руб. для его друзей — участников похищения. В Чечне считают, что умыкание — недостойный обычай. Правительство республики ввело штраф в 1 миллион рублей за участие в похищении невесты. В Чечне местным имамам запрещено заниматься урегулированием конфликтов между семьями похищенной девушки и похитителя. Выбор есть Обычай умыкания невест на Северном Кавказе, в том числе и в Адыгее, так или иначе, сохранится. Сегодня, как и 100 лет назад, у молодых людей есть выбор. Для одних в условиях XXI века в похищении невесты нет никакой романтики, поскольку последствия умыкания могут быть непредсказуемыми — и стрессовая ситуация для родителей, и ДТП, и драки, и возможная уголовная ответственность за похищение человека от 5 до 15 лет. В таком случае молодой человек предпочтет традиционное заключение брака, к которому спокойно подготовятся и его семья, и семья девушки. Да и старшие относятся к похищению невесты крайне отрицательно. «Адыги в прошлом расценивали умыкание как оскорбление рода девушки и нарушение правил свадебного сговора между сторонами жениха и невесты. Реальных поводов к краже невест в современной Адыгее практически нет, кроме неумения себя вести в ситуации увоза невесты из родительского дома», — считает доцент АГУ З.А.Цеева. Только самые горячие головы будут воспринимать умыкание как возможность обойти волю родителей и как классический детектив, когда действующие лица известны узкому кругу, маршруты передвижения меняются по обстоятельствам, погоня неизбежна, интрига очевидна, публика в напряжении, а имя главного героя и организатора проекта всплывет в самом конце. Интересно, что сказал бы об этом старый Кадыр?

Летним утром старый Кадыр сидел на лавочке возле своего дома. Сегодня он провожал сына и четырех внуков в Джамбечи навестить бабушку (нану) детей по матери. Дети в предвкушении путешествия и встречи с наной уже радостно взобрались на подводу. Кадыр знал, что его сын, Юсуф, высадит детей у дома своей тещи, но сам в дом не зайдет. Никто из женатых мужчин в Черкесии с запада на восток никогда не встречался со своими тещами и не разговаривал с ними. Так делали дед Кадыра, его отец и он сам. Так гласил обычай. Когда Кадыр приезжал в Екатеринодар по делам, он встречался с кунаками и любил рассказывать о черкесских обычаях. Обычай избегания между зятем и тещей вызывал неизменный восторг. Один из кунаков Кадыра как-то пошутил: «Знаешь, Кадыр, я хотел бы родиться черкесом только ради этого обычая!» Несколько версий О семейном быте черкесов известно с древности. Античные географы, арабские путешественники, итальянские купцы, французские искатели приключений, английские политические агенты и русские кавказоведы писали об иерархии уровней и ролей в пространстве большой семьи, о разделении мужского, женского, детского, о многочисленных обычаях избегания, в том числе и между зятем и тещей. В увлекательных описаниях прошлого есть мощные образы мудрых седовласых стариков, главных мужчин в семье, есть старшие женщины, матери семейств, от всевидящего ока которых не уйдет ничего, особенно когда это касается молодых невесток. Есть и дети, окруженные вниманием и заботой, но уже воспитываемые в строгой системе поведенческих табу. В этих описаниях нет (или почти нет) только одной фигуры — тещи. Где черкесская теща? Ее просто нет — ни в качестве бледной тени, ни в качестве едва заметного пунктира. Впервые более-менее внятно о тещах напишет этнограф Ярослава Смирнова в статье «Семья и семейный быт народов Кавказа» (1968 г.). В 1960-е гг., пишет автор, «совершенно новое явление современной семейной организации северокавказских народов представляют случаи включения в состав семьи тещи». А потом теща так же не­ожиданно исчезает… Во всяком случае, со страниц этого и аналогичных исследований… Почему возник обычай избегания между зятем и тещей? Версий несколько. Например, антрополог Б.Бгажноков отмечает, что обычаи избегания — это «особая, преувеличенная форма демонстрации скромности и уважения друг к другу…» Есть и бытовая версия: в традиционном обществе иногда теща была значительно моложе зятя, и таким образом традиция устанавливала барьер для возможных фривольных отношений между зятем и тещей. Она есть, но ее как бы нет Данная статья написана на основе интервью с мужчинами и женщинами из Майкопа, Нальчика и Черкесска, а также из других городов Северного Кавказа. Оказалось, что в отношениях с тещей всех мужчин Кавказа можно разделить на две группы: «традиционалисты» — это черкесы и ингуши, у которых зять и теща не видятся всю жизнь. На другом полюсе самые большие «демократы» — народы Дагестана, у которых зять почти что «ходит к теще на блины». Черкес Тимур, адвокат из Майкопа, говорит, что «в Адыгее все по-прежнему, без перемен. Теща есть, но ее как бы нет». Мадина из Черкесска вспомнила случай, когда ее брат пробирался огородами, лишь бы не столкнуться лицом к лицу с тещей. «Только в исключительных случаях, когда в семье нет сыновей, дочка может со своим мужем жить в доме своих родителей. Теща и зять в таком случае могут жить в одном доме. Я знаю одну семью, где теща вынуждена по состоянию здоровья жить у дочери, но у нее отдельная комната, и с зятем они не пересекаются, — дополняет Аслан из Нальчика. — Иногда по состоянию здоровья пожилые родители жены, особенно если она — единственная дочь, живут в доме зятя. Знаю семью, где они все вместе живут в одном частном дворе, но в разных домах. В одном дворе находятся два дома — один меньше, другой больше. Дом, который поменьше, занимают дочь со своим мужем, а родители супруги живут в большом доме. Но они не избегают друг друга, правда, за один стол не садятся». Из всех, с кем я беседовала, только один человек сказал, что это ненужный и отживший обычай. Молодой мужчина живет с семьей в Москве и всегда рад теще, которая приезжает в гости, чтобы помочь с детьми. Все остальные решительно выступили за сохранение этого обычая. Даже мамы совсем маленьких девочек, то есть будущие тещи, не хотели бы общаться со своими будущими зятьями К этому нужно добавить, что роль примака считается у адыгов унизительной. Разные шутливые притчи, реплики, оценки это подтверждают. Антрополог Б.Бгажноков приводит такие примеры: когда волку, с которого сняли шкуру, сказали: «Тебе не позавидуешь», тот, усмехнувшись, ответил: «Все же мое положение лучше, чем положение примака». Если, выражая сочувствие, кого-то назовут беднягой, тот шутил: «Да, но моя участь все же не настолько горька, как участь примака». Однако среди черкесской диаспоры такого обычая нет: «В диаспоре видятся с тестем и с тещей… Исходя из религиозных соображений… Ислам предписывает зятю посещать родителей и родственников своей жены», — рассказал репатриант из Косово. «У восточных черкесов (кабардинцев) есть обычай — малъхьэтешэ («знакомство с зятем»): через полгода после свадьбы зять приходит в гости к родителям невесты первый раз, без жены. И после этого они уже могут видеться. Само знакомство длится минут 15, не более. Я считаю этот обычай замечательным», — ответил на мой вопрос о теще Азамат из Нальчика. В Кабарде избегание между зятем и тещей традиционно должно соблюдаться в течение многих лет со дня свадьбы, иногда 10–12 лет. Потом по инициативе родителей жены мог состояться обряд официального знакомства зятя с родителями жены, известный у кабардинцев как малъхъэишэ, малъхъэтешэ — «ввод зятя», малъхъэтехьэ «встреча с зятем» и др. Однако и после официального знакомства зять держался от родителей жены на расстоянии, практически не заходя в их дом, избегая фамильярностей, не позволяя себе садиться за один стол с тестем и тещей и т.д. В обычном разговоре он не произносил даже имена тестя и тещи, а заменял их конструкциями типа: «отец той, что находится в доме», унэм щIэсым янэр — «мать той, что находится в доме». У западных адыгов такого ритуала знакомства тещи и зятя не было, и зять должен был избегать тещу и тестя всю жизнь. В семье моих друзей-кабардинцев, а они живут в Петербурге уже лет 30, принято, что когда из Баксана приезжает теща, мама моей подруги, то зять уходит на несколько дней пожить к своим друзьям. На восточном Кавказе Лезгинка Альбина рассказала мне, что уже на стадии знакомства и ухаживания за девушкой ее родители могут разговаривать с будущим мужем, что никаких ограничений в общении зятя и тещи у них нет. Официальное знакомство происходит уже после свадьбы — через неделю молодожены с родственниками со стороны жениха идут в гости к родителям невесты. Зятю дарят очень дорогие подарки — кольцо с бриллиантами, машину, квартиру. Журналист Басира, аварка, подчеркнула, что в культуре народов Дагестана очень сильно влияние ислама, и поэтому, как и предписывает учение пророка Мухаммада, зять и теща видятся между собой. «К теще зять должен проявлять такое же уважение, как и к своим родителям», — говорит Басира. У аварцев тоже существует обычай официального знакомства с зятем, значение которого можно перевести как «открыть дорогу». У лезгин он фактически превращается в мини-свадьбу, а у аварцев это просто семейное событие, размах которого зависит от размеров «кошелька». Мои собеседницы из Дагестана сказали, что не припомнят ни одного из народов Дагестана, где бы между тещей и зятем существовал обычай избегания. В Дагестане часто зять живет в доме тестя и тещи, и в обществе это не вызывает осуждения. Никаких ограничений в общении зятя и тещи нет и у ногайцев. Чеченские зятья общаются со своими тещами. У чеченцев есть поговорка: «Хороший зять (если необходима его помощь или в случае какой-то проблемы) приедет быстро, не будет задерживаться». Правда, у чеченцев не принято, чтобы теща ходила в дом своего зятя слишком часто. Да и зять не злоупотребляет посещением матери своей жены. Отношения зятя и тещи вполне демократичны у осетин. На осетинской свадьбе ждут «прихода зятя». В определенный момент зять с другом должен выйти к женщинам, среди которых находится и его теща. Он преподносит женщинам конфеты, которые наутро раздаются соседям. После тостов с благодарностью молодые люди пьют за здоровье женщин и возвращают им бокалы, предварительно опустив в них деньги. Жених же возвращает свой бокал своей теще с предназначенным для нее подарком — каким-нибудь ювелирным украшением. Надо сказать, что у всех народов Кавказа слишком активное участие тещи в жизни своей дочери осуждается. Обычаи, сложившиеся веками и пережившие не одно поколение, не подлежат жестким оценкам современников. Ведь черкесы, даже не видя своих тещ, ежедневно видят их отражение в своих женах. Кто прав в своем отношении к теще — те, кто, согласно обычаю, держат дистанцию, или те, кто общаются с тещей и навещают ее? В современных условиях глобализации избегание между зятем и тещей становится не только этикетной нормой, но и маркером этнической принадлежности. Сохранится этот обычай или вскоре падет? В каких семьях — городских или сельских, молодых или среднего возраста — он быстрее будет изменяться?

По вступлении в Кабарду 14 апреля генерал от инфантерии Булгаков, производя поиски по разным горам и ущельям, по рекам Баксану, Шалухе, Чегему и Нальчи¬ку, соединился 25 апреля с отрядом генерал-майора Дельпоццо, из Екатеринограда следовавшим к Черекскому ущелью, в продолжение коего времени из окааывающих вид приверженных и из депутатов черного народа, желавшего переселиться, никто к нему не явился; все селения на плоскостях оставлены кабардинцами, и все они были с оружием. А потому положил он на мере наказать всю Кабарду силою оружия, хотя экспедицию оную позволил я единственно для того только, чтобы пересилить 2 тыс. семей черного народа из Кабарды на Линию, о чем представлял генерал-майор Дельпоццо с обнадеживанием, что оные семьи тотчас передадутся, как скоро появятся войска Вашего императорского величества за кордоном; но доколе генерал от инфантерии Булгаков нахо¬дился с войсками за Кубанью, кабардинские владельцы успели подвластных своих забрать со всеми семействами в горы и в укрепленные места......Успехи сей экспедиции сопровождаются тем, что выведена на линию 291 душа осетинцев-христиан, возвращено более 50 пленных и взято разного рода скота около 20 тыс., а за выдачею войскам порции остается около 15 тыс., который имеет быть обращен на удовлетворение обывателей губернии Кавказской......Генерал Булгаков присоединяет, что кабардинский народ доселе никогда такой чувствительной не имел по тери и никогда еще войска не доходили туда, где ньт чинили поиски, и что они, потеряв много имущества, ко торое сожжено с двумястами селений, не начнут неблаго намеренных действий противу границ Линии Кавказ

«Его императорского величества всемилостивейшего государя моего генерал от инфантерии Кавказской инс-пекции по инфантерии инспектор, главноуправляющщ Грузиею, Астраханский и Кавказский военный губерна тор, управляющий Каспийскою флотилией), управляющий пограничными делами и орденов св. Александра Невского, св. великомученика и Победоносца Георгия 3-го класса, св. равноапостольного князя Владимира 2-й степени ка-валер князь Цицианов.Большой и Малой Кабарды почтенным казнями, уз-деням, ефендиям и старейшим. Целый год прошел, ЧТОБ родовые суды новых судей не выбрано, где присяга? Дол-го ли не истребить ветреников, или вы думаете, что я положу на моих предместников, или вы не наслышались, что я здесь наделал? Кого покорил и сделал данниками? Какую крепость малейшим числом непобедима войска российского взял штурмом? Сколько побил и сколько положил? Но то были неприятели и противились, а вы подданные его императорского величества, всемилости-вейшего нашего государя, вы те, кои на верность прися-гали пред всемогущим Богом и на Алкоране, и после дерзаете быть преслушны. Целый год неповиновения! Кровь во мне кипит, как в котле, и члены все во мне трясутся от жадности напоить землю ваши кровию пре-слушников. Я слово мое держать умею и не обещаю того, чего могу не удержать кровию моею. Но еще раз в благо-вейное подражание неизреченного милосердие великого нашего всесильного и великодушного государя импера-тора предлагаю вам: опомнитесь; по получении сего мо-его повеления соберитесь, выберите судей по обычаю и будьте покорны; тогда я новое учреждение ко благу вашему устрою. Буде же нет, то не уговаривания по-преж¬нему или переговоров ждите, ибо подданный мириться и условия делать с постановленной от государя, помазан¬ника Божия властью, не может и не должен; ждите, гово¬рю вам, по моему правилу, штыков, ядер и пролития ва¬шей крови реками. Не мутная вода потечет в реках, про¬текающих в ваши земли, а красная, ваших семейств кро-вью выкрашенная; две дороги показал я вам, и ваше дело выбирать лучшую и чрез неделю от получения сего пред¬писания дать ответ подо мною начальствующему на Ли¬вии господину генерал-лейтенанту Глазенапу, и тогда сбу¬дется мною сказанное или то, или другое».

Отделение СФР по Республике Адыгея на сегодняшний день выплачивает родителям 597 детей ежемесячную выплату из средств материнского капитала. До 2023 года такая выплата была положена только на второго ребенка. С 2023 года за ней можно обратиться независимо от очередности рождения детей. Размер выплаты — 100% прожиточного минимума для детей в регионе (в Республике Адыгея это 12 912 тысяч рублей). Подать заявление о назначении ежемесячной выплаты можно в любое время в течение трех лет со дня рождения ребенка. Первый выплатной период назначается на срок до достижения ребенком возраста одного года, после этого необходимо подать новое заявление о назначении выплаты. Информация о доходах семьи при определении права на выплату берется из данных фонда, Единой информационной системы социального обеспечения (ЕГИССО) и системы межведомственного взаимодействия, куда в том числе поступают сведения Федеральной налоговой службы. Представить доходы понадобится только в том случае, если один из родителей является военным, спасателем, полицейским или служащим другого силового ведомства, а также если член семьи получает стипендии, гранты и другие выплаты научного или учебного заведения.